Наташа Евлюшина - Плутон [litres самиздат]

–О божечки… Кажется, я все поняла!

О, да! Я знал, что у меня получится.

–А что, – пауза, – если нас не случайно отобрали в эту экспериментальную команду? – говорит Венера. – Что, если команда и вправду экспериментальная? А полет на Плутон – всего лишь прикрытие. То есть мы – не люди, мы – расходный материал, подопытные крысы. Мы с тобой похожи лишь тем, что нам нечего терять в этой жизни. Ни семьи, ни друзей, ни любимых – ничего этого нет. Если нас отправить в Космос, никто на Земле не станет горевать, если мы вдруг не вернемся. Мы как те роботы в человеческом обличье. Никто не заплачет на наших похоронах.

–Думаешь, это заговор? – спрашиваю я.

–Очень на то похоже.

Я не знаю, кому верить. До этого момента моим безоговорочным командиром была Лу́на и ее приказы не обсуждались. Но Венера звучит чертовски убедительно. Робот звучит чертовски убедительно. И тут я впервые задумываюсь: а робот ли?

–Этот полет обречен, как ни крути, – говорит Венера. – Просто помни, когда будешь переступать порог корабля, что добровольно загоняешь себя в ловушку, – пауза. – В любом случае, я буду рада провести остаток своей жизни вместе с тобой. Потому что, – пауза, – мне действительно нечего терять.

Венера дружески хлопает меня по плечу, а затем набрасывает на себя свитер и берет бумажный стаканчик с кофе. Она уходит, оставляя меня наедине со звездным небом. Почему? – проносится в моей голове. – Почему от кофе до сих пор идет пар?

А что, если Венера на самом деле человек? Что, если татуировка серийного номера на мочке уха – всего лишь обманка? Что, если смысл моего задания в чем-то другом? Что, если это я должен что-то понять?

***

—Ты понял? – спрашивает Лу́на.

Лу́на сидит в кафетерии космической станции и болтает ложкой в стаканчике кофе, когда я подсаживаюсь за ее столик. Честно, ничего не понял. Мой стаканчик с кофе обжигает пальцы, и я пока отставляю его в сторону.

–Что понял? – спрашиваю я.

–Что с Венерой?

–Она отказывается видеть робота внутри себя.

–Я могу готовить документы на ее отключение или ты хочешь еще немножко времени? – спрашивает Лу́на.

И вроде все по протоколу, наверное, но почему-то я слышу в ее голосе сарказм. Какая же она холодная стерва! Почему, почему она такая холодная? Такая строгая и расчетливая. Без промедления готова расстаться с членом экипажа, потому что он не такой. Не такой, как нужно, или не такой, как она сама? Мы ненавидим то, что боимся признать в себе. Так чего же ты боишься, Лу́на?

–Так я могу? – повторяет вопрос Лу́на.

–Не знаю, – отвечаю. – Я не вправе распоряжаться чужой жизнью.

–О, да, сейчас я в твоих глазах выгляжу палачом. Хладнокровным, беспощадным, бессовестным палачом. Но, знаешь ли, у меня тоже есть сердце. Какое никакое, но все же сердце. Я – не враг. Я здесь, чтобы помочь тебе. Таким, как ты.

Ну вот, теперь я запутался еще больше и уже совершенно ничего не понимаю.

–Ну, хорошо, – говорит Лу́на. – Чего ты хочешь, Плутон?

–Я хочу увидеть Космос, – говорю свою отточенную фразу.

–Но для этого совсем не обязательно лететь на другой конец Вселенной. Потому что Космос здесь, – Лу́на вытягивает указательный палец и тычет им в меня. – Ты и есть Космос. Часть его. Мы все – часть Космоса, поэтому он всегда с нами. Он в нас. Ты вообще давно заглядывал туда в последний раз?

–Туда – это куда?

–В свой Космос. В себя.

Я продолжаю молчать, потому что по-прежнему ничего не понимаю. Как будто весь мир пытается до меня достучаться, но эти попытки отскакивают от невидимой стены, которая отделяет мой разум.

–Если бы люди знали, что скрывается под шрамами других людей, они были бы к ним добрее, – говорит Лу́на и делает паузу. – Ты очень многое знаешь про меня, Плутон. Так ведь? – еще одна пауза. – Но ты никогда не задавал мне вопросов обо мне. Поэтому ты ничего не знаешь, – пауза. – Этим мы и отличаемся: я следую инструкции, а ты задаешь вопросы, – пауза. – Спрашивай.

Вот что я знаю про Лу́ну: она – золотая девочка, родилась в хорошей семье, с самого начала ей было уготовано место на космической станции «Плутон-1», она – звезда факультета Космической академии. Короче, лучшая из лучших. И поэтому все остальные боятся подойти к ней и на пушечный выстрел, несмотря на то, что в тайне мечтают быть рядом. Она высокомерная и заносчивая, холодная и смелая. Это общеизвестные факты. Но откуда мы их знаем, непонятно. Никто и никогда не задавал Лу́не вопросов.

–Какое твое первое воспоминание? – спрашиваю я первое, что приходит мне в голову.

–Море, – отвечает Лу́на. – Я помню море.

Почему опять море?

–Я плыву на корабле, – продолжает Лу́на. – И крики чаек над белым парусом. А что помнишь ты?

–Море, – говорю и делаю паузу. – Я тоже помню море. И маленьких мертвых дельфинов. Они лежали вдоль берега, как будто море выплевывало то, что уже ненужно. Много, много маленьких мертвых дельфинов. Но родители говорят, что этого никогда не было. А я почему-то помню именно так.

Почему мы все помним море? – не укладывается в моей голове.

–Знаешь, я никогда не была золотой девочкой, как вы все думаете. Это базовая программа, которую беспрекословно приняли за истину и никто не попытался опровергнуть. А надо было всего лишь спросить, – пауза. – Я всегда была обычной, все пять дней своей жизни. Но мечтала о многом, – пауза. – Мечтала о Космосе. Нет, мне совсем не нужно лететь в далекую даль, чтобы увидеть Космос. Я вижу его здесь. В людях, в роботах. Но мне хотелось быть причастной ко всему этому, хотелось иметь семью. И помогать другим осуществлять их мечты.

–В чем проблема? – говорю я. – Твои родители – создатели космической станции.

–Я думала, что мои родители умерли. Что их забрало себе море.

И я.

–Но это ложное воспоминание, – продолжает Лу́на. – Оно необходимо для нашего выживания. Для того чтобы мы поняли, кто мы такие. Чтобы мы приняли себя такими, какие мы есть. И в тот момент, когда я увидела себя настоящую, я обрела семью, своих истинных создателей. И моя мечта стала реальностью.

Лу́на заправляет прядь волос за левое ухо, обнажая мочку, которая до этого была скрыта. Цифры ребят в моих глазах и сливаются в одно черное пятно. Да какая уже разница, что там за модель? Я хватаю ее стаканчик с кофе – он до сих пор горячий и дымится. Мы сидим здесь уже сколько? Минут 20, может, 30. Но стаканчик до сих пор горячий и дымится. А внутри не кофе. Там маслянистая тягучая жидкость.

–Я знаю, кто я есть, – говорит Лу́на.

Я случайно задеваю локтем свой стаканчик, он опрокидывается, и маслянистая тягучая жидкость растекается по столу. Это не кофе. В моем стаканчике тоже был не кофе.

–А знаешь ли кто есть ты? – спрашивает Лу́на.

Эта горячая жидкость – это смазка для искусственных организмов. Для роботов. Я рефлекторно хватаюсь за левую мочку, но ничего не могу увидеть. Как можно сильнее оттопыриваю ухо и спрашиваю: