Юрий Мори - Пустой человек

. . .

Вокруг была ночь. На кухне тарахтел свою советскую песню холодильник, кто-то негромко похрапывал на полу. Влад смотрел в потолок, серый в темноте, но как ни разглядывал – ни следа кровавых полос.

Он сполз с дивана, стараясь не толкнуть спящую рядом Анжелику. Она была в одной футболке, причем в его собственной – судя по знакомой надписи Nevermind, читаемой даже в темноте. Край пледа, которым они укрылись, откинулся на пол, и ниже майки девушка была бесстыдно голой, раскинувшей ноги пошире.

Влад потряс гудящей, населенной пчелами головой, но это не помогло. Он встал, стараясь не наступить на угадываемые в темноте тела сопящих, храпящих, ворочающихся друзей. Наклонился и поправил куртку, которой пытались укрыться Ганс и Светка, и побрел на кухню.

Похоже, настало время для кефира.

– Тебе нужны серые ягоды? – Девочка подняла голову и посмотрела ему в глаза. – Дать?

Клим отвел взгляд:

– Не знаю… Никогда не пробовал. Спасибо за воду!

Он бережно опустил чашку на стол. Хрупкое произведение искусства, почти прозрачный фарфор. Теперь невесомое без жадно, в три глотка, выпитой воды: стекают капли по подбородку, прокладывают причудливые дорожки мимо кадыка к вороту футболки. Даже расписана чашка придуманными цветами, он уже и отвык от такого.

Что бывает вода не в мятых кружках.

Что дети не боятся напоить обросшего щетиной, грязного от пыли незнакомца…

– Пожалуйста. Рада, что помогла вам.

…что спрашивают о неведомых – но наверняка вкусных! – серых ягодах. Может быть, и цветы на чашке – не придуманные.

Растут себе за углом скромного одноэтажного домика, а он и не знает.

Клим тронул легко открывшуюся калитку и вышел из заросшего кустами двора на дорогу. Обернулся. Махнул девочке рукой. Подтянул лямки рюкзака на ходу и направился дальше.

Странник посреди чужбины.

На губах высыхали капли воды. На такой жаре все сохнет моментально, не успеешь сказать «серые ягоды».

Не захочешь это сказать.

Что они такое, на самом-то деле? Уже и не важно. Солнце печет через плотную ткань панамы, ни черта не спасают ни широкие поля, ни дырочки для вентиляции. И снять нельзя – тепловой удар штука неприятная, а в тень никто не оттащит и воды не подаст.

Проверено. Ни в чашке не вручит, ни в мерно бьющейся на ходу о рюкзак пристегнутой алюминиевой кружке. Надо было наполнить фляжку там, в доме, у слишком серьезной для своих лет девочки. Но вот беда – не было больше фляжки. Пришлось сменять на еду тремя днями раньше. Больше ничего ценного в тощем рюкзаке на обмен не нашлось, а не все жители встречных домов так щедры, как эта девочка.

Клим обернулся. Ну разумеется: ни следа от покинутого им поселка, утопающего в садах, с низкими домиками и приветливыми людьми. Ни следа. Только уходящая ниткой в горизонт дорога посреди красноватого, покрытого жесткой травой бесконечного ровного пустыря – полем это не назовешь.

– Серая ягода… – тихо шевельнул губами Клим.

Ветер сорвал слова, унес их вдаль. Впереди, под палящим солнцем, та же дорога, близнец своего продолжения за его спиной.

Какая разница, куда идти? Да никакой. Если развернуться, то через день или два он снова выйдет к людям. Каждый раз в другой поселок, а иногда небольшой город. Ни мегаполисов, ни отдельно стоящих домов ни разу не было.

Такие вот причуды пространства. Чудеса географии.

И жара. Везде жара, пока солнце, смешной желтоватый мячик, не опустится за горизонт, выпуская на волю лютую стужу.

Но и замерзнуть не судьба: утро, короткое как всхлип, неизменно заставало его живым. Клим не знал, как это получается. Особенности организма? Жаль, спросить не у кого – люди в городках говорили с ним только о простых вещах.

Еда. Вода. Здравствуй и… прощай.

Девочка с ее серыми ягодами была одним из самых интересных собеседников, не хотелось уходить. Но и оставаться нельзя, нечто сильнее его, Клима, волокло за шиворот, вытаскивало из ворот и словно толкало в спину: иди.

Поэтому он шел. Медленно, но без остановок. Без цели и смысла.

Стоптанные ботинки, левый из которых скрипел, а его брат молчаливо просил каши разорванным швом, ступали в пыль. Красную с коричневым, вязкую, мерзкую. Этой пылью он пропитался насквозь. Ничего другого: дорога, пыль, солнце. И ветер, конечно, горячий ветер, дующий навстречу, опять же – в какую сторону ни иди. Ветер, крутящий еле заметные красноватые смерчи из все той же пыли над редкой щетиной травы.

С другой стороны, есть и плюсы.

Ни разу за все время странствий он не видел здесь оружия. Никакого, даже завалящего, ножа, хотя они уж точно должны быть. В хозяйственных целях и на предмет зарезать собеседника при обострении дискуссии. Ни одной рекламы, ни одного автомобиля – и штрафов за превышение скорости. Нет трезвонящих телефонов и бессмысленного пульса интернета – читай, смотри, слушай. Срочно. Нужно. Только тебе. Со скидкой и доставкой до порога. Новая модель. На тридцать процентов мощнее.

Купи. Купикупикупи. Точка ком.

Со сборщиками налогов, адвокатами и прочими работниками виртуальной пустоты тоже напряженка. И это немного примиряло с действительностью, это грело… хотя в дневное время, пожалуй, охлаждало душу.

– Сколько до вечера? – спросил Клим у солнца над головой.

Дурацкая привычка – говорить вслух, но так он хотя бы уверен – не разучился. Справится при случае с просьбой напиться или попыткой поменять остаток вещей на еду.

Солнце не откликнулось. Оно было жарким и молчаливым, как обычно. Мячик он и есть мячик, а что завис в небе – мало что меняет.

Уловить продолжительность дня никак не удавалось. Ни разу. Ночь сваливалась как пальто с вешалки, треснув прогнившей петелькой.

Иногда Климу кажется, что он умер. Вокруг ад, хотя… Тогда здесь была бы реклама, сатана слывет поклонником современных методов наказания. Реклама и красные будки с банками кока-колы.

Рай? Страшновато быть вечно награжденным палящим зноем пополам с ночной стужей. Не бывает такой праведности, чтобы уж так жестоко…

В моменты раздумий Клим доставал из рюкзака давно сточенный под самую рукоятку нож, садился на землю и даже не резал – пилил себе руку. Лезвие тупое, как все бывшие жены знакомых. Рядом с зажившей зеброй полосок шрамов появлялась еще одна царапина. А из нее сочилась кровь – густая на жаре, быстро сворачивающаяся в бурую корку.

Доказательство. Не поспоришь. Он жив. И от этого становилось вовсе не по себе.

Клим поднялся на ноги, не глядя отряхнул от пыли испачканные штаны и закинул рюкзак за спину. Что хотел – то и доказал себе, молодец. Руку пощипывало, но и это скоро пройдет. Какие-то пять тысяч ведер – и золотой ключик у нас в кармане.