Алиот Браянс - (Не)крутышка Кэт

– Ты смотри, девочка, кесерийцы любят не договаривать в этом вопросе и, если он утаил от тебя правду, то стоит обратиться в Совет и сменить опекуна.

«Угу, и получить нового, более удобного Совету или лично доктору», – дополнила я фразу, вспомнив, как долго спорили синеглазый и лайор на незнакомом языке, перед тем как я очутилась в медотсеке.

– И как я пойму, что он мне что-то недоговорил, если не знаю всей правды? – задала резонный вопрос я.

Доктор замер, внимательно всматриваясь в меня, но ничего не ответил, лишь продолжил тщательно изучать свои приборы и данные полученные от них. «Эх, темните вы что-то, товарищ врач, умалчиваете».

Решив, что правды не добьюсь, впилась взглядом в экран, на котором теперь отражались какие-то незнакомые мне символы. «Эх, понимать бы еще, что они значат!». Проблеск озарения мелькнул, когда увидела картинку с парными разноцветными полосочками и крестиками. Что-то очень знакомое, но что вспомнить я пока не могла. Рядом с ней мелькнула вторая такая же картинка, и доктор застыл, сравнивая.

Узнавание, мелькнуло в голове, но четко формулироваться не пожелало. Попыталась сосредоточиться и вспомнить, где я видела похожую картинку. Пока вертела в голове воспоминания, картинка справа мигнула и сменилась на другую, тут пары стояли раздельно и были видны четче. Машинально посчитала – 23. Картинка снова сменилась, и я заметила отличие последней пары – левая картинка две одинаково длинных черточки, правая – одна короче. ХХ и ХY, я чуть не завопила от радости, отметив, что на новой замене два ХХ. Если последние половые хромосомы и их 23 пары, то картинка изображает человеческий геном, а на экране быстрое сравнение моего с другими, наверное, теми, кто был похищен риялзами. Память вернула отыскиваемое воспоминание, прокрутив «кино»:

– Мама, что это? – я перебираю какие-то бумаги с незнакомыми символами, фотографиями, картинками. Из рук выпадает пачка кардиограмм – их я уже знаю, делали в прошлом месяце.

– Твои старые бумаги из больниц, – небрежно бросает мама, отмахиваясь, я же с интересом начинаю изучать свою «подноготную», радуясь тому, что на меня есть целое досье. Что-то узнаю и могу прочитать, что-то нет, и тогда спрашиваю, терпеливо отвечающую маму.

– Мам, а это? – тыкаю ей под нос очередную разноцветную картинку.

– Твой кариотип, – отвечает уже уставшая от моего любопытства мама, – врачи хотели посмотреть все ли у тебя в порядке с генами.

– Зачем?

Я не дослушиваю ответ, который и так знаю «ты постоянно болела», прекращая поток воспоминания и удерживая картинку с цветным фото из памяти. Сравниваю зафиксированный мысленный образ и картинку слева – цвета другие, но все черточки на месте, если фиолетовенькие что-то и изменили, то в одном из тех тысяч генов, которые найти нереально. Это я еще про мусорную ДНК молчу.

Раздается слабое жужжание – система сигнализирует о том, что сравнение завершено.

– Что скажете, доктор? – полюбопытствовала я, когда каждая хромосома на моей картинке оказалась обведена несколькими цветами, а прибор, проводящий сравнения, запищал, выдавая результат.

– Даже не знаю, девочка, – задумчиво ответил Квифрей, – одно могу сказать точно, ты здорова и можешь родить от любого представителя высшей расы.

Обрадовал. Прям сейчас на радостях побегу скрещиваться и рожать.

– Нет, доктор. Вы ошибаетесь. Наша раса рожает только от взаимной любви, – сказала уверенно, скрестив пальцы, вспомнив заветное «честность лучшая политика и в свою ложь надо свято верить». А разве я солгала? Я точно детей только от любимого рожать собираюсь! Главное, чтобы Макс не проболтался! Авось, хотя бы немного остужу этот пугающий научный интерес.

– Любви? – изумленно переспросил доктор, всматриваясь в свои диаграммы.

А я подумала, что это та способность, которой я бы действительно хотела обладать, а то примут ненароком за инкубатор и начнут свои опыты возрождения-размножения. Злость пробрала так, что по спине пробежали мурашки. Несправедливо все это! Одна маленькая я, а их… Только на корабле количество тестостерона зашкаливает. Не хочу! Не буду! Хотелось, как в детстве упасть в истерике на пол и замолотить конечностями. Только я так и в три года не делала, а в двадцать один начинать уже как-то поздно.

«Лучше бы гормоны проверил», – мелькнула мысль реакцией на эту чрезмерную эмоциональность. Кортизол с адреналином точно зашкаливают. Хотя… Если считать, что я прошла курс регенерации, поискала старый шрам на правой руке, не нашла, и вынесла вердикт «прошла!», значит гормоны в норме, а причины изменения моего характера нейробиологические. Вот, что меняли мне риялзы и их странный вирус – нейронные связи! Неудивительно, что я такая нервная и кидает меня из крайности в крайности. С нервной системой и раньше было не все гладко, сплошные нейробиологические феномены и расстройства – синестезия, эйдетическая память и этот жутко мешающий жить ситуационный мутизм, когда в одной ситуации меня не заткнешь, а в другой слово не вытянешь. А теперь что? И как с этим бороться? И нужно ли бороться? Может, принять новую себя и жить, не оглядываясь?

– Расскажите мне о своей расе, – предложил лайор, усадив меня в кресло напротив себя. Кресло тут же подстроилось под мое тело, позволяя разместиться поудобнее.

Я осмотрелась. Обычный кабинет, один в один похожий на кабинет командора на станции – письменный стол напротив двери, два кресла, в одном из которых я сейчас и сидела, причем лайор занял второе, а не сел за стол, шкаф. Вот, спрашивается, зачем им шкаф, если одежды раз-два и обчёлся? А может это не шкаф?

«Доверительная обстановка, угу», – отметила я, только сейчас замечая, что мысли в моей голове не перескакивают с одной на другую, рождая и подсовывая различные идеи, а, словно движутся параллельными потоками – один оценивает и фиксирует движения лайора, второй осматривает обстановку, подбирая возможные пути отступления, третий подыскивает ответ на заданный вопрос, четвертый… Отследить четвертый поток и их количество мне не дали слова лайора:

– С вами все в порядке, киана? – незнакомое слово встряхнуло, заставив подыскивать аналог в знакомых мне языковых системах, ага это что-то между английскими мисс и леди – девушка благородного происхождения без мужчины, заявившего на нее права.

– Я не киана, лайор, – покачала головой, опровергая незаслуженный титул. Чувствовала я себя неуверенно, а, значит, моя словоохотливость сейчас расцветет нежным цветом – буду молоть всякую чушь, лишь бы никто этого не заметил. Ничего нового, тот самый пресловутый мутизм. Вот только мое отношение к этому было другим – трезвым, рассудительным, словно свое волнение и растерянность я наблюдала в фоновом режиме, словно со стороны, а не тонула, захлебываясь в них.