Иван Яцук - Посвящение в мужчины

Но Венгрия, дорогая Венгрия, отныне и навсегда останется в моем сердце. Здесь, в ее благодатной земле я оставил почти три года своей незабываемой молодости, здесь я нашел и потерял мою первую любовь. Теперь после Украины и России я всегда болею за Венгрию, всегда жадно слушаю новости из этой страны, всегда страдаю, когда там наводнения и прочие природные напасти или экономические и политические трудности, а в моей душе будет всегда звучать неоконченная мной и Жужей венгерская рапсодия на вечно насущную, вечно народную тему– тему любви.

Поздним ноябрьским вечером, дождливым и холодным, когда кажется, что стоит уже глубокая ночь, глухо загудел мобильник, оставленный в кармане пальто. Хозяин, тридцатипятилетний инженер Михаил Милютин, корпевший над расчетами, несмотря на уговоры жены посмотреть интересную телепередачу, шумно отодвинул кресло и заторопился подальше от Валентины: вечно она придирается, что не так говоришь, не то отвечаешь, зачем ты это сказал и прочие бабские лясы. Тем более, если звонил Борис, а в это время звонить мог только он.

– Привет, не спишь?

– Не сплю. Интересная идейка подвернулась.

– А что завтра собираешься делать?– вопрос Бориса прозвучал язвительно.

–Еще не знаю, скорее всего то же самое.

– Ну вот, я тебе говорил!– слышно было, как Борис бросил это в сторону, наверно, жене.

– Ты, конечно, забыл про 10 сентября?– в голосе друга опять прозвучало ехидное утверждение. – Мы, собственно, никого особенно не приглашаем, кроме…– Борис на мгновение запнулся,– в общем, кто сам придет. А тебе решили позвонить, зная твою забывчивость.– Борис немного помолчал и с ударением добавил,– и обидчивость тоже.– Он снова сделал паузу, словно давая переварить сказанное, а потом решенным голосом закончил:– ждем вас на 18.00. Привет!– мобильник умолкнул.

Уже идя в спальню, Михаил вспомнил, что десятого сентября– день рождения сына Нечаевых Димки. Его немного покоробила та обязательность, с которой он обязан был знать это. «Достаточно, что я помню твой день рождения»,– мысленно ответил он Борису.

– И хватает же у людей совести звонить в такое время!– сердито сказала Валя, навстречу мужу. – Борис?

– Что ты знаешь, женщина?!– несколько торжественно произнес Михаил.– Он может позвонить в три часа ночи, и я не обижусь, если я нужен другу.

Милютин с удовольствием от проделанной работы разделся, открыл забрызганную дождем форточку, через которую хлынул стылый воздух, приятно охлаждая натопленную комнату, и лег. Валя сперва отстранилась, но стоило ему примирительно обнять ее, прильнула к сильному, надежному телу мужа.

– Нечаевы приглашают нас завтра. На день рождения Димки, – сказал Михаил с расстановкой и немного важничая: все-таки позвонил ему друг, отличил старого товарища. И даже хорошо, что в такой поздний час позвонил.

– Наверно, долго думали, приглашать или нет,– прокомментировала Валя с оттенком неодобрения.

Было тепло и уютно под широким верблюжьим одеялом. Свернувшись калачиком и положив голову на плечо мужа, Валя помолчала, а потом воркующе заговорила:

– Ты только не обижайся, хорошо? Вы были с Борисом друзья в институте, здесь. Но теперь у него семья, у тебя семья.Ты на одном конце города, он– на другом. Ты злишься, если видишь его среди высоких людей, нервничаешь– я же вижу. Тебе обидно, что Боря обошел тебя.

– Ничего мне не обидно,– перебил Милютин.– Он всегда был дельнее.

– Правильно. У Нечаева уже своя собственная фирма, шикарная тачка, скоро дом собирается купить, а ты, головушка,– Валя любовно потрепала его волосы,– ты к этому не приспособлен. И нечего обижаться– надо искать новых друзей, одного поля ягоду, разве не так?

– Так, да не так,– уже холодно ответил Михаил.

Они надолго замолчали.

– Давай будем уже спать,– наконец сказала Валя, заметив, что муж напряженно о чем–то думает.

Он не ответил. Через несколько минут жена уже спала, тихонько присвистывая, а Михаил еще долго лежал с открытыми глазами… что она знает про дружбу?…в институте они были неразлейвода: в общежитии вместе, в аудитории вместе, на похождения вместе. Домой к Борису ездили вместе. Родители его– сталинской закалки, колоска чужого не возьмут, а уж принимали, как родных братьев. Милютин и в институте был отличником, а Нечаев поступил с подготовительных курсов и успехами в учебе не блистал. Злые языки поговаривали: знаем этого Нечаева, специально к Милютину пристроился, чтобы контрольные было кому делать. Но Михаил так не думал, они дружили искренне и помогали друг другу, как могли. Милютин был умнее, тоньше, Нечаев практичнее. Эта связка работала безукоризненно, вызывая зависть однокурсников и большие надежды преподавателей…Михаил откинул свой край одеяла, не в силах без волнения вспоминать прошлое, такое далекое и такое близкое…какое время было! Как им было хорошо! Он готов был за друга положить жизнь, не колеблясь. Память услужливо вытаскивает берег моря, которому ни до чего нет дела, и оно лишь благодушно отдувается… студенческий молодежный лагерь, где они отдыхали…. кампания молодчиков, окруживших Бориса… его, Милютина, спешащего на подмогу. Вот он на миг остановился, когда увидел, что вместо двоих, как ему сказали, возле Бориса уже четверо, огляделся, надеясь на помощь, но заметил только непроницаемые лица нескольких знакомых парней-студентов, проходивших стороной и делающих вид, что они ничего не видят и не понимают. Услышал бешеный стук сердца. « Что будет, то будет…»,– сказал он сам себе, направляясь к Борису…нож пьяного местного бандита, низкорослого, свирепого, вписался в дугу вокруг тела Михаила и чиркнул бок. Увидев кровь, кампания быстро смылась, оставив порезанного Милютина наедине с перепуганным насмерть Борисом. Он с дикими от ужаса глазами, согнувшись, как будто и сам был ранен, заглядывал в лицо сидящего на песке Михаила и все приговаривал:» ой–йо–йой, чтож теперь будет…выкинут из института… ой– йо–йой…

– Вызывай скорую,– зло сказал Михаил,– причитаешь тут…

Милютин заворочался. Так зримо все явилось, что снова стало душно, жарко.

– Ты чего?– сонно спросила Валя и опять умолкла.

Михаил осторожно вытянул руку из–под ее головы и чуть отодвинулся, чтоб не беспокоить жену. «Ну да, у Бориса теперь фирма, а он, Милютин, старший инженер отдела, хоть и ценится начальством. Валя права: разные интересы, разные возможности, институт уже не вернешь…жена, дети. А с другой стороны, есть разные полочки в душе человека: есть для семьи, для работы, есть и для друга– почему бы и нет».

Иногда по вечерам до чертиков хотелось позвонить Борису, полакомиться несколькими минутами беседы, хлебнуть воздуха прежних отношений. Наверно, он больше чем по Борису, скучал по тому времени, когда меньше было денег, но все было сочнее, цветистей, честнее. Михаил все понимал: и то, что время не вернешь, и то, что условия поменялись, и то, что они уже в разных весовых категориях , но все равно хотелось верить, что они способны пройти и это испытание. Но не получалось. Борис часто находился, как он сам говорил, в цейтноте, и после натянутого разговора приходилось горько сознавать, что общего у них все меньше. В такие минуты казалось, что внутри отрывается что-то живое, источающее острую боль.