Александр Коломийцев - Яблони в цвету. Книга 1. Братья по разуму

Командир бесстрастно выслушал просьбу и поинтересовался, помнит ли она, какой полёт совершает их звездолёт и какой момент наступает? Клэр ответила утвердительно и, добавив – «тем более», решительно сжала губы.

– Ладно, иди, – ответил Командир, – за час до ужина зайдёшь ко мне в каюту.

Ужин начинался в семь часов вечера по корабельному времени.

Звездолёт совершил разворот, и Командир ушёл, вызвав в свою каюту, служившую одновременно рабочим кабинетом, Фуше и Хайнелайнена.

Войдя в каюту, он сел в кресло со стаканом тоника в руке. «Надо же – тем более!» Первым пришёл несколько чопорный Фуше. Глянув в зеркало, пригладил ниточку усов, залпом выпил полстакана тоника и занял кресло в углу каюты между столом и стеной. Командир давно заметил за ним эту привычку – обособляться на позиции стороннего наблюдателя, с лёгкой ироничной улыбкой слушать спорщиков, а потом выдавать своё резюме, после которого жаркая дискуссия с глубокомысленными доводами и выводами порой представлялась беседой недоумков.

Со своим заместителем он уже бывал в поиске. Правда, тогда тот участвовал в нём рядовым исследователем. В общем-то, Командир симпатизировал руководителю исследовательской группы. Ему импонировал острый ум Фуше, способность быстро анализировать обстановку и принимать неординарные решения. Всё это приправлялось тонким иронизированием над собой и окружающими. Узнав, что комиссия именно Фуше назначила его заместителем в этом, далеко не ординарном, поиске, Командир почувствовал в душе удовлетворение, хотя был уверен, что сработается с любым.

– С запросами девица. Кто им мешает встречаться просто так и не возводить свои отношения до событий мирового масштаба, – сказал Фуше, выслушав Командира.

Последний был с ним полностью согласен.

В это время пискнул вызов и Командир, зная церемонность второго посетителя, поспешил нажать на кнопку и открыть дверь.

Слегка сгорбившись при входе, в каюту вошёл длинный, жердеобразный Питер Хайнелайнен. За все последние тридцать с лишним лет своей жизни связанных с космосом, Командир даже не мог представить, что лётный костюм может висеть на человеке мешком. Костюмы были прочными, эластичными и подгонялись по фигуре с учётом всех возможных движений. В любой ситуации и обстановке человек в звёздном комбинезоне выглядел красиво и элегантно. Хайнелайнену удалось добиться невозможного – комбинезон висел на нём, как куча изношенного тряпья каким-то образом миновавшего аннигилятор.

Командир кивнул вошедшему, и указал на свободное кресло. Вот к кому он испытывал затаённую антипатию, которую старательно подавлял в себе, не позволяя ей никоим образом проявиться, так это к Хайнелайнену. Длинная, сутуловатая фигура Хайнелайнена, словно сошла с карикатуры на сухаря-профессора, общающегося с информиками, старинными книгами и чурающегося живых людей. Весь вид корабельного психолога, многословный, путаный стиль речи, скорей отвращал людей, чем располагал к доверительным беседам. К тому же у него была невольная с его стороны, но, тем не менее, очень неприятная для собеседника манера – брызгаться слюной от волнения.

Но Командир был Командиром, а не экспансивной девицей вроде Виолы Гарсиа. И одной из его командирских привилегий была привилегия уживаться с любым членом экспедиции. Когда дублирующие составы проходили психологическое тестирование, проверку на совместимость, он оставался как бы за скобками. Если бы какой-нибудь мало знающий его кадровик из Управления Дальних Звёздных полётов или в просторечии Звёздного управления, сказал, что такой-то имярек, прекрасный специалист, не пойдёт в поиск, потому что они с командиром далеки от идеала психологической совместимости, тот решил бы что этот службист не в своём уме. Критерием совместимости с подчинёнными для него была компетентность последнего и отношение к делу. Это у Джона Иванова были эмоции, Джона Иванова можно было обидеть или пожалеть. Молодой Джон Иванов мог в последний раз – до самой гробовой доски, видеть тебя больше не могу и не хочу – рассориться с голубоволосой Жаклин. Сломя голову умчаться на Лунный полигон, чтобы через три дня от пронзительной тоски по её голосу, телу, сиянию глаз, губам, волосам, всему тому, что зовётся любимой женщиной, вернуться на Землю на первом попавшемся грузовике. Тут же в космопорте пересесть, втиснуться, вклиниться во что-нибудь быстроходное до Калькутты. Здесь оседлать авиалетку, найти Жаклин на раскопках или среди каменных исполинов и, послав к чертям всех её богов и боженят, вместе с ней ухнуть в бездну любви.

Ничего такого Командир сделать не мог, у него не было голубоволосой Жаклин, у него были долг и обязанности. Втайне, в самом начале полёта, он усмехался про себя, как такому чуду вроде Хайнелайнена могли поручить обязанности психолога. Но уже во время первого дрейфа он по достоинству оценил его способности. С чуткостью барометра Хайнелайнен улавливал малейшие изменения в психологическом климате коллектива и Командир не помнил случая, чтобы его советы не принесли пользы. У него имелся только один недостаток – он был начисто лишён способности к непринуждённому общению и требовался кто-то рядом, кто проводил бы его идеи в жизнь.

– Понимаете в чём дело, Питер, – Командир посмотрел на остро торчащие на уровне носа коленки Хайнелайнена и, подойдя к нему, отрегулировал кресло по росту. – У нас намечается свадьба, но обстановка не располагает. Вот мы и хотели с Арменом посоветоваться с вами. – Фуше удивлённо посмотрел на Командира, но промолчал. – Мы приближаемся к цели и не можем расслабляться, но молодёжь этого не понимает. Ей захотелось устроить увеселительный вечер. – Командир развернулся в кресле к Фуше, и в его голосе прозвучало возмущение. – Главное, эта распрекрасная девица – Клэр Стентон, прекрасно осведомлена о том, что мы находимся где-то рядом с районом исчезновения «Дерзкого» и каждую минуту можем встретиться с чем-то, чего не знаем сами. Каждое мгновение может произойти такое, что нам станет ни до каких свадеб. Так нет, я должен объявить общий сбор экспедиции в кают-компании и позволить всем выпить шампанского. По-моему, просто экзальтированная дурочка, как же, внукам будет рассказывать – а у нас на звездолёте свадьба была.

Командир ещё не закончил, а Хайнелайнен уже вскочил, словно подброшенный катапультой, обежал вокруг кресла хозяина каюты и навис над ним вопросительным знаком. Он заговорил длинно и сбивчиво, то, склоняясь над креслом, и тогда Командир, достав платок, брезгливо вытирал лицо, то, нескладно распрямляясь во весь свой двухметровый рост. Фуше, полуприкрыв глаза, приглаживал щегольские усики и продолжал изображать стороннего наблюдателя.