Эля Джикирба - Мюссера

Есть даже запрещённый в те времена Леонид Андреев, с тонким абрисом недобитой белой кости на одном из заглавных листов. И великое множество книг по театральному искусству, истории балета и кино, среди них – любимые городской девочкой «Звёзды немого кино» Головского.

Дуглас Фэрбенкс и Мэри Пикфорд, режиссёр Дейвид Гриффит и Чарли Чаплин, Глория Свенсон и Рудольфо Валентино, Алла Назимова и Бэтт Дэвис, Лилиан Гиш и Бастер Китон. Пышность голливудских вилл, декоративность поз, влюблённость автора в собственный текст, его восторг перед волшебством экрана – несомненно, это была другая, полная загадок Вселенная.

*

В очередной визит на кухню, совершенно случайно, исключительно из любопытства, городская девочка заглядывает в холодильник с бумажными пакетами и вдруг ловит себя на том, что испытывает дикое желание попробовать хотя бы один из аккуратно сложенных внутри апельсинов. Без сомнений, желание попробовать апельсин – искушение для неё, а ведь именно с искушениями городская девочка обещала маме Эвелине вести самую беспощадную борьбу и очень старается исполнить обещанное. За время пребывания в очамчирском доме она ни разу не съела все имеющиеся в доме конфеты, не присвоила снесённое курицей с заднего дворика утреннее яйцо для любимого гоголя-моголя, не отрезала края с круглого высокого хлеба, предоставив остальным доедать остальное, и даже не ковыряла с помощью ножа сливочное масло так, чтобы на нём образовывалась изъеденная кратерами лунная поверхность.

Ещё она моет зубы по вечерам и бежит домой сразу, как слышит, что её зовут.

Йех-х!

Городская девочка достала из бумажной инсталляции один апельсин. А потом ещё один.

И ещё.

И ещё.

И пришла в себя, когда в обоих пакетах не осталось ничего. То есть, совсем-совсем ничего. Ни единого апельсина.

Городская девочка глядела на топорщащиеся и абсолютно пустые пакеты и испытывала ужасающие чувства. Придётся признаться, что это она съела все апельсины. И её сразу спросят, куда она дела шкорки.

– Куда ты дела шкорки?

– Бросила их за шкаф.

– За шкаф? Какой шкаф?

– Который в моей комнате.

– За этот огромный двухстворчатый тяжеленный шкаф?

– Да.

– Этого не может… Так, ладно! И как это тебе удалось?

– Очень просто, на самом деле. Хватаешь шкорки, взбираешься на стул, и с силой кидаешь их в дырку между шкафом и стеной. Они все там.

– Все пять килограммов?

– Ну да…

Нет. Нет. Это невозможно…

А что скажет дедушка Лео, когда ровно в семь часов придёт с работы?

– Зачем съел апельсин? – спросит он на своём не очень ладном русском.

– Хотел, – угрюмо ответишь ты.

– Хотел? – поразится он. – Сказал бы мне, я бы достал.

– Я не знал, что их можно достать, – ответишь ты, опуская голову.

– Не знал, не значит, что всё съел! – назидательно скажет он, и ты умрёшь от стыда.

*

Что же делать?

Лучшее решение в подобных случаях – ничего не делать, и городская девочка так и поступает. Она поднимается к себе, и, как ни в чём не бывало, погружается в захватывающие приключения благородных героев Фенимора Купера.

Вскоре снизу слышится шум голосов. Это возвращается с работы тётя Жуна. Возвращается специально, чтобы пойти в больницу и навестить важного родственника.

Посещение в больницах важных заболевших родственников во всех абхазских галактиках по сей день остаётся в числе самых главных ритуалов, подтверждающих не столько факт участия в постигшей родственника беде, хотя и он, конечно, присутствует, сколько статус, которым обозначают себя навещающие по отношению к больному.

Скажем, навещающий важного родственника мужчина, желающий обозначить свою близость к заболевшему, появляется в больнице как можно более часто, может быть, даже каждый день. Свою близость к заболевшему мужчина демонстрирует через активное поведение – ведёт беседы с врачами и медсёстрами, периодически порывается организовать созыв консилиума, и подолгу беседует на различные темы с другими навещающими родственниками в больничном сквере, или на улице под окнами палаты.

Если заболевшего родственника навещает женщина, то в процессе ежедневных посещений, она, как минимум дважды, принесёт «Набор навещающей женщины».

Стандартный «Набор навещающей женщины» включает в себя в обязательном порядке сваренную с пылу с жару мамалыгу с четырьмя кусками сыра. Сыры желательно попарно разные – два куска белого и два копчёного. Рядышком с истекающими в горячем чреве мамалыги сырами в идеале должна томиться паста из мяты и творога. Одуряюще пахнет аджикой жареный домашний цыплёнок. А ещё «Набор» предусматривает баночку со свежим горячим бульоном, конфеты, и фрукты и пару бутылок минеральной воды «Боржоми» (сегодня его заменила «Ауадхара»).

– Открываю холодильник – стоят мои пакеты, – много раз потом рассказывала тётя Жуна на семейных посиделках. – Только пытаюсь взять один из них, чтобы загрузить его в сумку, он вдруг падает. Заглядываю в него – он пустой. Заглядываю во второй – он тоже пустой. Бумага же плотная, взяла форму фрукта и стоит себе, будто полная, вот сразу и не разберёшь. Думаю, наверняка мама перепрятала апельсины в другое место. Зову её. Мама приходит, я и спрашиваю:

– Мама, апельсины хочу забрать, вы куда их положили?

– Я не трогала, – говорит она.

Я естественно ей не верю.

– Мама, я спешу, мамалыга остынет, я должна бежать в больницу. Где апельсины?

– Клянусь Вахтангом, (бабушка Маня всегда клялась именем среднего сына по причине его дальнего местонахождения из-за службы), не трогала я твои апельсины.

– А куда они могли деться? – недоумеваю я, и начинаю лихорадочно вспоминать, может, это я сама их спрятала, но внезапно забыла, куда? И понимаю, что нет, не прятала я их, а точно положила в холодильник, и ещё предупредила маму, что они предназначены больному.

Терпеливо начинаю допрос заново.

– Мама, ну может вы отдали кому-то и не хотите говорить? Я слова не скажу, только не скрывайте от меня.

– Я же Вахтангом поклялась, – возмущается она. – Разве буду тебя обманывать? Ты для больницы принесла, как я могла их тронуть, ты что говоришь?!

– А куда они подевались?! – окончательно теряюсь я».

*

Пока внизу идёт напряжённый диалог между невесткой и свекровью, городская девочка лежит на своей кровати с книжкой в руках и пребывает в мучительных размышлениях.

Они там внизу разговаривают. И наверняка бабуля оправдывается, а тётя Жуна думает, что она спрятала апельсины. И сейчас тётя Жуна поднимется наверх и спросит, где апельсины.

Что делать?

Городская девочка знает, что никакого наказания за съеденные ею апельсины со стороны тёти Жуны не будет. В больших абхазских и менгрельских семьях не принято наказывать ни близких, ни дальних родственников, и не только за апельсины, но и за гораздо более серьёзные проступки. К тому же, тётя Жуна никогда не делала городской девочке никаких замечаний, хотя поводов было хоть отбавляй. А значит, не сделает и сейчас.