Александр Плонский - Алгоритм невозможного

«Однажды на траверзе Альдебарана…»

Скажешь так и сам едва ли поверишь, что это происходило в дей-ствительности. А сын — поверит ли, не сочтет ли хвастливой выдумкой или, в лучшем случае, просто сказкой? Если даже поверит, то все равно когда-нибудь с пробудившейся презрительной жалостью спросит:

— Почему ты сейчас не летаешь к звездам? Боишься, да?

И вряд ли поймет, если молвишь в оправдание:

— Больше всего на свете хотел бы полететь к ним снова, но… не могу.

— Не можешь? — удивится сын. — Ты же запредельный пилот!

— Я был им в прошлом. Бы-ы-л!!!

Неудачи никогда не ввергали Великого Физика в депрессию. Да и слова

«неудача» применительно к результату эксперимента он не признавал. Любой результат, даже отрицательный, — всегда удача, потому что обогащает новым знанием, а оно рано или поздно себя проявит.

Уступив Преземшу, ученый свернул с прямого пути на обходную дорогу, поначалу казавшуюся многообещающей. И действительно, она сразу же принесла шальную удачу, но затем, вопреки ожиданиям, увела в сторону от цели.

Однако то, что на «тупиковом» пути совершено открытие, которое сделало бы честь любому ученому, не могло не льстить честолюбию Великого Физика.

Значит, вовсе не иссяк он, если способен походя изменить картину мироздания. Досадно только, что вселенское зеркало поразительно напоминает пресловутое яблоко Ньютона (велика ли заслуга подобрать падалицу?!).

Великий Физик приглушил досаду юмором («бесплатный сыр бывает только в мышеловках!») и продолжил прерванное.

Нужно было снова двинуться вперед иным путем, а если и он окажется тупиковым, — третим, четвертым, пятым: в науке необходимо долготерпение, лишь бы была ясна цель и мозг не рабо-тал вхолостую…

Иногда это скептически называют методом проб и ошибок. Но и скептики от науки поневоле прибегают к нему, если не удается обнаружить в ее арсенале подходящих «безошибочных» методов, а так чаще всего и бывает, когда встречаешься с чем-то безоговорочно новым, не имеющим аналогов, далеким от догм и стандартов.

«Петля Мебиуса» не оправдала ожиданий, но Великий Физик был интуитивно убежден, что точку на ней ставить рано. Нет-нет, и возникали в памяти Соль, его парадоксальный двойник — Рыжий с престонского стадиона и пугающе странный человек-глыба, роль которого так и осталась неразгаданной.

Великий Физик был бездетен и не испытал родительских чувств. Но почему-то

Соля с самого начала стал называть «сынком». Это слово появилось в его лексиконе впервые и как-то непроизвольно, точно затаилось до поры, а теперь, почувствовав, что в нем нуждаются, выпорхнуло наружу.

Все чаще старик жалел, что у него нет и никогда не будет сына, такого, как Соль, — смелого, прямодушного, полного избыточной энергии и не в отца доброго…

Упрек Преземша больно задел Великого Физика. В тот раз он захотел было, не откладывая ни на минуту, повидаться с Солем, но что-то удержало его от этого естественного поступка. То ли стыдное чувство вины, которую невозможно загладить, то ли, наоборот, неосознанная обида на «сынка» — ведь мог бы и сам вспомнить о старом зануде, так долго мучившем его своими никчемными опытами…

А потом вновь захлестнула работа. Трудиться приходилось, как никогда, плотно. В стратегии поиска по-прежнему преобладали вселенские мотивы. УМ анализировал спектры всевозможных космических излучений, систематизировал обширные, но до сих пор еще разрозненные сведения, переосмысливал математическую теорию Вселенной в свете последнего открытия Великого

Физика, которое тот не спешил предавать гласности.

Еще в прошлом веке была опровергнута теория расширяющейся Вселенной, противоречившая постулату о ее бесконечности в про-странстве и времени.

Ученые пришли к выводу, что во вселенской структуре мироздания происходит колебательный процесс — расширение чередуется со сжатием.

Вселенская петля Мебиуса, этот пасынок могучей мысли Великого Физика, позволила ему столетие спустя изящно развить «колебательную» гипотезу. Он предположил, что Вселенная и ее зазеркальный антипод движутся по встречным векторам времени. Иным и сло-вами, время, вместе с пространством, также испытывает попеременное сжатие-растяжение.

Оставался единственный шаг до открытия, возможно, самого крупного из всех, и Великий Физик его сделал. Долгое время веществу противопоставляли антивещество. Им отводили роль непримиримых врагов, любое соприкосновение которых вызывало взаимное уничтожение — аннигиляцию.

Великий Физик установил, что антивещества не существует. Есть одно лишь вещество, но оно может двигаться во времени по тому или другому из двух противоположно направленных векторов. Их встреча подобна столкновению несущихся лоб в лоб солнц.

«Почему же, оказавшись во встречно-временном зазеркалье, Соль-один и

Соль-два, да и я со своим двойником, не аннигилировали? — спросил Великий

Физик и сам же ответил: — Да потому, что барьер ирреальности переориентирует вектор времени!»

Казалось бы, картина мироздания наконец-то приобрела законченный характер. Но ведь не переворот в космологии был целью, которую поставил перед собой Великий Физик. Да, он испытывал вполне объяснимое торжество, но вместе с тем и чувство неудовлетворенности собой.

«Опять меня занесло не туда, куда надо!» — ворчал ученый, ерзая в своем вибрирующем кресле.

Интуиция подсказывала: цель ближе, чем когда-либо. Но УМ не признавал интуиции, поскольку она зачастую противоречила логике, а с его электронной точки зрения большего греха не существовало. Между тем, вопросы, которые задавал Великий Физик, все чаще носили интуитивный характер. И УМ отвечал на них одной и той же фразой:

— Вопрос сформулирован некорректно.

Чертыхаясь сквозь зубы, Великий Физик переводил задачу на язык формальной логики, но в ответ слышалось:

— Нуждаюсь в дополнительной информации.

И снова:

— Вопрос сформулирован…

Или:

— Нуждаюсь в дополнительной…

Переварив новые гигабайты информации, УМ упрямо повторял:

— Нуждаюсь… нуждаюсь… нуждаюсь…

Угроза тупика вновь замаячила перед Великим Физиком. И тут его озарило.

— Черт с ней, со Вселенной! — сказал он, приведя УМ в состояние шока (тот понял его слова буквально). — Ответь-ка, дружище, сохранились ли неисследованные области пространства?

— Сохранились, — мгновенно ответил УМ.

— Например?

— Начало геофизических координат.

— Что же ты молчал, дубина?! — взметнулся ученый. — Немедленно займись им!

Великий Физик не в первый раз доверился интуиции. И все же он стеснялся ее, сознавая, что УМ по-своему прав.

А проблема и впрямь выглядела одиозной, словно была позаимствована у древних фантастов: путешествие к центру Земли не раз обыгрывалось ими.