Александр Плонский - Алгоритм невозможного

Словом, роли переменились, и пусть не молить, но уговаривать, уламывать, требовать придется ему, живому классику фундаментальной науки, носящему неофициальный, но оттого еще более почетный титул.

— Пойми же, — втолковывал Седову Великий Физик, — число «Пи» это универсальная, единственная в своем роде постоянная, которая не зависит ни от системы единиц, ни от каких-либо привходящих факторов. Оно одно и то же во всей Вселенной!

— Значение «Пи» зависит от системы счисления.

— Не забыл, — натянуто улыбнулся ученый. — Но то, что «Пи» выражено в десятичной системе, лишь подтверждает: пароль придуман разумом, биологически родственным человеку. Так что вероятность природного происхождения принятых инфразвуковых колебаний ничтожно мала.

— Но не равна нулю?

— Практически это нуль.

— Слово «практически» не из твоего лексикона, Павел!

— Я знал, что ты не поверишь, — обиженно проговорил Великий Физик, — поэтому напоследок приготовил козырь. «Пи»-волна имеет одну и ту же интенсивность в любой точке Земного шара. Значит, энергия распространяется радиально, то есть по местной вертикали. А это свидетельствует, что источник энергии находится в центре Земли.

— Ну и что? — невозмутимо спросил Преземш.

— УМ подсчитал плотность потока энергии. Она равна…

— Не нужно цифр! Выводы!

— Поток столь большой плотности не может быть образован ни одним из обычных источников энергии.

— А уран?

— Нет!

— Водород?

— Нет, Абрагам. УМ доказал, что это энергия времени.

— Безумие!

— Меня ты еще можешь обвинить в безумии, — с достоинством произнес

Великий Физик. — Но заподозрить в нем УМ… Для этого самому нужно впасть в безумие!

— Конечно, во всем, что касается науки, я профан… — замялся Преземш. -

Но здравый смысл подсказывает…

— Здравый смысл? Сколько гениальных идей было похоронено со ссылкой на него… Никогда больше не произноси это словосочетание, за ним пустота и косность!

— Ты меня пристыдил…

— УМ подсчитал, что вероятность искусственного происхождения «Пи»-волны -

0,9999. Пославшие сигнал несомненно использовали акустическую сверхпроводимость. В противном случае высвобожденная энергия времени перешла бы в тепло. Представляешь, к чему бы это привело?

— Резко повысилась бы температура почвы, началось бы интенсивное испарение воды с поверхности морей и океанов, подули бы ураганные ветры?

Ученый покачал головой.

— Много хуже, Абрагам! Земля бы попросту раскололась на части.

— И ничего нельзя было бы предпринять?

— Увы, человечество далеко не всесильно… И вовсе не бессмертно, — добавил Великий Физик со вздохом.

Преземш нахмурился.

— Выходит, внутриземная цивилизация значительно опередила нашу?

— Для меня очевидно одно. Мы имеем дело с разумом, причем энерговооруженным и технически развитым. О его нравственной основе судить не берусь, это не по моей части.

— Внутриземной разум представляет для нас угрозу?

— Не думаю. Взорвать Землю было бы для него самоубийством. Надеюсь, он далек от суицида. Полагаю, предпринята попытка установить с нами контакт. И на нее нужно откликнуться как можно быстрее. При наших энергетических проблемах пренебречь энергией времени было бы величайшей ошибкой. К тому же, овладев ею, мы обретем власть над самим временем!

— Зачем нам эта власть? А, понимаю… — Седов проницательно взглянул в глаза другу. — Ты же рассчитываешь задним числом переделать историю!

— Не историю. И не задним числом, — возразил Великий Физик. — Я задался целью изменить не летопись, не реестр событий, а эволюционный процесс в его динамике. Изначально, с первых младенческих шагов человечества. И я это сделаю!

— Как прикажешь тебя понимать, Павел? Говорил, что человечество не всесильно, а сам… Ты, насколько мне известно, не Бог и, подобно всем нам, не бессмертен!

— У великой поэтессы Анны Ахматовой есть строки…

— Ты, и вдруг стихи? — не поверил ушам Седов.

— Думаешь, я робот? Да, у меня нет времени на чтиво. Но Ахматова… Она способна выразить поэтической гармонией то, что не поддается никакой алгебре. Вот, слушай:

Что войны, что чума? Конец им виден скорый;

Их приговор почти произнесен.

Но как нам быть с тем ужасом, который

Был бегом времени когда-то наречен!

— Нагоняешь на меня оторопь, Павел! Я-то думал, что знаю, каков ты, — крупнейший ученый, но во всем остальном…

— Так-так… Продолжай! — с обидой буркнул Великий Физик.

— В моих глазах ты всегда был авторитетом. Больше того, — гением. За одно это я прощал тебе твою, как мне казалось, ограниченность.

— Ну, спасибо… Только зря старался, никакой я не гений!

— Не кокетничай, Павел. Человек может быть гениален в своей области, а в других… Концентрация творческого потенциала на чем-то одном неизбежно сужает личностный горизонт, — так я думал до сих пор. Ты опроверг это мое заблуждение.

— Мало ли чего мы не замечали друг в друге, — смущенно проворчал Великий

Физик.

— Удивительно, — продолжал Седов. — Мы так долго стремились к встрече с внеземным разумом и даже не подозревали о существовании внутриземного.

Теперь придется менять приоритеты!

— Как сказать…

— О чем ты?

— Думаю, внутриземной разум когда-то был внеземным. Другого объяснения не нахожу.

— А какова вероятностная оценка этой гипотезы?

— Фифти-фифти, Абрагам.

— То есть ни да, ни нет?

— Как-нибудь разберемся… Ответный сигнал послать нельзя, не хватит энергии. Остается снаряжать экспедицию.

— К центру Земли? — в изумлении воскликнул Преземш.

— Именно туда, в интракосмос, — подтвердил Великий Физик. — Смешно сказать, Галактику вдоль и поперек избороздили, а собственная планета для нас Терра инкогнита!

— Ну и планы у тебя…

— У нас!

— У нас с тобой, — уточнил Седов. — Меня ты убедил. Но вот убедишь ли парламент Земли…

Все тот же странный сон снова приснился Солю.

Он шел по мрачному, дымному городу, над которым нависало мутное марево.

Шел сквозь строй нелепо громоздившихся, неотличимых одно от другого зданий, по улице, где не было даже клочка зелени, а лишь выщербленный асфальт…

Шел, одетый в нелепый балахон, подходящий разве что осужденному на казнь.

Шел в толпе угрюмых потных людей, похожих друг на друга грубыми манерами, одинаково безликих и серых.

Шел, шел, шел неведомо куда. И то ли толпа несла его, то ли он увлекал толпу за собой…

Соль чувствовал себя частицей толпы и в то же время оставался человеком иной эпохи, бывшим (не забыл случившегося!) запредельным пилотом. Почему-то такая двойственность не казалась противоестественной. Он как бы участвовал в деловой игре, правилам которой должен был подчиняться.