Александр Плонский - Алгоритм невозможного

Вероятно, поэтому Великий Физик зашифровал ее туманным словом «интракосмос»

— внутренний космос. Непосвященному оно ни о чем не скажет, да и братья-ученые изрядно поломают головы, прежде чем разгадают его скрытый смысл.

Исследовать интракосмос ученый решил на всякий случай, для очистки совести — больно уж мало шансов было на то, что проселочная дорога, на которую он так опрометчиво съехал со скоростной магистрали, это и есть кратчайший путь к успеху.

«Узнаю, что там, за ближайшим поворотом, и обратно!» — успокаивал себя

Великий Физик.

Но случилось так, что «одиозная» проблема всерьез захватила ученого, а вскоре вызвала переполох в мире науки. Произошло это после еще одного, совсем уже фантастического, открытия, которое приписали Великому Физику, хотя сделал его УМ.

— Говоришь, ядро Земного шара полое и внутри скрыт разум? Но твои пояснения, все эти тензоры и биэралы, до меня туго доходят. Нельзя ли попроще?

— Когда мы с тобой сидели за одним школьным пультом, Абрагам, ты и то был сообразительней, — недовольно проговорил Великий Физик. — Ну, ладно, что с тебя взять… Знаешь хоть, что к началу двадцать второго века поверхностные залежи полезных ископаемых истощились?

— Положим, не к началу, а к концу, — поправил Седов.

— Это после того, как произвели ревизию заброшенных разработок и выскребли остатки. А затем приступили к поискам глубинных месторождений: бурили скважины вплоть до поверхности Конрада, отделяющей гранитный слой от более глубокого базальтового…

— Километров до тридцати?

— Даже до сорока. Иногда удавалось обнаружить богатейшие месторождения, но чаще колоссальный труд затрачивался впустую. Научное обеспечение было примитивным: сейсмические волны — эхо взрывов, а там гадай, граница раздела или трещина? И когда научились добывать сырье из космоса, от промышленного использования глубинных ресурсов отказались.

— Космические разработки слишком дороги, — заметил Седов.

— Дело не только в этом. Каждый старт ракеты истончал слой озона.

Восстанавливать его было сложно и недешево, не говоря уже о стоимости самих разработок в космосе. Железо, добытое таким способом, по цене приближалось к золоту. Пришлось расплачиваться за легкомыслие предков, живших по принципу: «после нас хоть потоп»! И это еще один убедительный повод реконструировать исторический процесс, — подчеркнул Великий Физик.

Преземш поморщился.

— Опять ты за свое!

— Не перебивай меня, Абрагам! Оставь свои вельможные замаш-ки! Г-м-м…

Так вот, около двухсот лет назад открыли акустическую сверхпроводимость, слыхал о ней?

— Нет, — признался Седов. — Наверное, что-нибудь вроде электрической сверхпроводимости?

— Вроде-вроде… — ворчливо передразнил Великий Физик. — Тогда уж вспомни и сверхтекучесть, она из того же ряда. Но вообще-то аналогии помогают проникнуть в суть явления. Природа нередко повторяется, у нее свои штампы.

И что любопытно, физика процессов может быть различна, а математическая модель одна и та же.

— Ну и что дала акустическая сверхпроводимость?

— Позволила геофизикам разработать и внедрить в практику более совершенные методы глубинной разведки полезных ископаемых.

Преземш начал терять терпение.

— Я сыт по горло, Павел. Сначала ты оглушил меня биэралами, теперь усыпляешь скучной лекцией. Какое отношение все это имеет к внутриземному разуму, если, конечно, он существует?

— Больно уж ты нетерпелив, Абрагам, — сердито сказал Великий Физик. -

Коли намерен мне помочь, молчи и слушай. В кои-то веки обратился к тебе, а ты…

— Да ладно, не кипятись, — поднял руки Седов. — Продолжай, пожалуйста!

— Я как раз перехожу к сути дела. Полгода назад при глубинном зондировании зафиксировали странную инфразвуковую помеху, но даже не попытались разобраться в ее происхождении. Ограничились кратким сообщением в модемном «Геофизическом вестнике», и на том спасибо. А я, вернее УМ, ознакомившись с этим сообщением, проанализировал характер принятых колебаний, и оказалось, что они вовсе не помеха, а сигнал, то есть осмысленное сообщение. Его удалось расшифровать.

— И каким образом? — заинтересовался Преземш.

— Очень простым. Впрочем, все великое просто.

— Надеюсь, эта простота доступна моему пониманию?

— Не задавай столь трудных вопросов, Абрагам… Итак, частота принятых колебаний была измерена нами с точностью до двадцать первого знака…

— Почему не до двадцать второго или сорок первого?

— На сегодня это наивысшая точность.

— И что получилось?

Великий Физик протянул мнемокристалл.

— Смотри, это значение частоты в герцах.

На индикаторе высветилось:

3,141592653589793238462

Седов наморщил лоб.

— Число «Пи»?

— Оказывается, ты что-то еще помнишь! — хмыкнул Великий Физик. — Да, именно «Пи», отношение длины окружности к диаметру.

— Странное совпадение!

— Никакого совпадения нет. Значение «Пи» служило паролем.

— Если не ошибаюсь, нечто подобное уже было у радиоастрономов, — проговорил Седов задумчиво.

— А ты эрудит, Абрагам! — деланно удивился Великий Физик. -

Действительно, в двадцатом веке обнаружили космическое радиоизлучение, несравненно более стабильное по частоте колебаний, чем тогда могли получить в лабораторных условиях. И на этом основании решили, что приняты сигналы инопланетной цивилизации, причем значительно превосходящей в техническом развитии земную.

— Но ведь вскоре выяснилось, что излучает межзвездный водород?

— Ах, вот к чему ты клонишь… Нет, как раз здесь аналогия неправомочна!

— Это еще нужно доказать, — с неожиданной жесткостью сказал Преземш.

Великий Физик взглянул на друга с изумлением, так, точно на его месте вдруг оказался совершенно иной, не известный ему человек, хотя внешне все осталось прежним — та же суховатая фигура в щегольской куртке, кажущейся неуместной на государственном деятеле высшего ранга, то же невыразительное лицо, те же тонкие удлиненные пальцы музыканта…

Пожалуй, изменился лишь взгляд: стал острым, оценивающим, твердым.

И вдруг подумалось:

«Забудь мальчишку, которым верховодил когда-то, пойми, что стать

Преземшем может лишь тот, кто оптимально сочетает в себе ум, волю, доброту и принципиальность. А ты отказывал ему во всем, кроме доброты…»

Вспомнилось, как настойчиво убеждал Абрагам, что именно ему надо участвовать в опасном эксперименте. Не Преземш просил об этом, — друг.

Тогда он не требовал доказательств, что эксперимент закончится благополучно, готов был рискнуть жизнью.

А сейчас смотрит на Павла глазами Преземша. Ведь речь наверняка пойдет о чем-то неизмеримо большем, чем собственная жизнь, возможно, о ресурсах, а то и о судьбах всей Земли, иначе Великий Физик не явился бы к нему с официальным визитом.