Александр Плонский - Алгоритм невозможного

Толпа внесла его внутрь гигантской чаши, окольцованной бес-численными рядами сидений. И словно кто-то шепнул на ухо:

— Стадион!

В эпоху Соля стадионов уже не существовало. Не было профессионального спорта с его сомнительными нравами. Не регистрировались рекорды, в погоне за которыми прежде прибегали к анаболикам и допингу, изнашивавшим организм.

Спортсмены-любители состязались в уютных помещениях или на открытом воздухе, и на некоторых состязаниях незримо присутствовало столько болельщиков, что их не вместили бы все стадионы прошлого, вместе взятые…

Соль огляделся: на скатах трибун бесновались букашки-люди. Но вот, заглушив многоголосый рев, трижды прогремел голос-гром:

— Внимание… Внимание… Внимание…

Три гулких отрывистых раската, и вмиг настороженная тишина… Затем снова загромыхало:

— Сейчас… состоится… единоборство… человека… с машиной!

Возможности равные! Ставка машины — миллион скларов! Ставка человека — жизнь! Миллион скларов, за это стоит рискнуть жизнью… рискнуть жизнью… рискнуть жизнью…

Пауза и снова гром:

— Машина удваивает ставку! Кто хочет сразиться за два миллиона? Кто хочет… кто хочет…

Мимо Соля, примостившегося в проходе, протрусил плюгавый человечек, смешно растопырив острые локти, похожие на крылья ощи-панной птицы. Выбежал на поле и бочком подступил к чему-то угловатому, шарнирному, с двумя острыми шипами.

«Машина…» — догадался Соль.

— Вот она, гордость Престона, — прогремело над стадионом.

И в ответ — шквал воплей, свиста, рукоплесканий…

Человечек размахивал какой-то палкой, пытаясь наугад ткнуть машину, но делал это так неловко, что ему начали кричать:

— Чего топчешься? Нападай!

Постепенно неуклюжие наскоки и вовсе стали ослабевать, человечек явно выдохся. И тут, бросив палку, он затрусил прочь под свист и улюлюканье, однако молниеносный удар в спину пригвоздил его к земле…

То, что произошло на глазах у Соля, было не просто подлым убийством, а вызовом человеческому достоинству. И он, воспитанный на моральных ценностях своей эпохи, не мог его не принять, хотя мозг предрекал: «тебе не победить, ты обречен и ничего не изменишь в этом проклятом мире, все останется как есть…» Соль двинулся к выходу на поле.

В этот момент на его плечо легла тяжелая рука и он услышал низкий, глуховатый голос:

— Тебя ждет славная будущность. Иди и ничего не бойся!

Соль обернулся. На него в упор смотрел человек, крепкий как гранитное изваяние, покинувшее пьедестал. Лицо человека, в морщинах, напоминавших трещины на источенном ветрами и влагой камне, могло бы внушать страх, если бы не было исполнено доброты и вместе с тем твердости, — сочетание, которое присуще только очень сильным и справедливым людям.

И такое доверие к незнакомцу испытал Соль, что выбросил из головы фатальные мысли. Когда под крики трибун он выбежал на поле, то лишь одно чувство владело им: покончить с машиной-монстром — воплощенным в металл злом.

Остальное было и впрямь как во сне. Смазанные очертания трибун, прыжки и отскоки монстра, несущийся со всех сторон рев, а на его фоне — лязг шарниров и собственное хриплое дыхание…

Затем вспышка, грохот чего-то рушащегося и… тишина.

На него, глаза в глаза, смотрит человек. Не тот, гранитный, — олицетворенная сила и доброта, — другой. С волнистыми фиолетово-седыми волосами, гладко выбритый, одетый в пуритански-строгий, застегнутый на все пуговицы серый костюм, какие, наверное, носили лет двести назад.

Великий Физик!

И сна как не бывало. Ни радости (все кончилось благополучно!), ни досады

(принял сон за явь!). Одно настойчивое стремление: скорей к Великому

Физику, он единственный, кто способен помочь…

Вопреки опасениям Соля, Великий Физик откликнулся незамедлительно, словно ожидал вызова.

— Наконец-то объявился! — обрадовался он. — Приезжай ко мне сейчас же!

Как говорили в старину, одна нога там, другая здесь!

Соль не заставил себя уговаривать.

— Рад тебя видеть, сынок! — поднялся Великий Физик со своего знаменитого кресла и, распахнув объятия, шагнул навстречу. От его чопорности ничего не осталось.

Виктор был смущен.

— А я думал, вы меня забыли…

— Думал… думал… — ласково проворчал ученый. — Сам-то не догадался проведать? Особого приглашения ждал? Мне бы и впрямь тебя пригласить, да обиделся, что не даешь о себе знать. Мог бы заглянуть к старику. Ведь не на поклон же!

— Именно на поклон, — краснея, признался Соль.

— Что стряслось, сынок? — встревожился ученый. — Выкладывай, не стесняйся.

Спеша и путаясь, Соль рассказал о своих невзгодах.

— Родился правшой… Теперь левша… А рефлексы остались правши… Только перевернутые… Инвертированные, как вы говорите… Хочу повернуть ручку по часовой стрелке, получается наоборот… Мы же действуем как? Не успеешь подумать, уже сработало… Раньше — никаких проблем… Теперь все кувырком… Кончился я как пилот, понимаете?

Рассеянно внимая Солю, Великий Физик примерял к нему роль, от которой во многом зависел успех экспедиции в интракосмос, и не заметил, как тот умолк.

— Вы меня не слушаете! — огорчился пилот.

— Не просто слушаю, а с пониманием. Со мной ведь произошло то же самое.

— Вы никогда не бывали в космосе!

— Я побывал там же, где и ты. Правда, другим способом. Но результат, представь себе, такой же.

Недоумение, недоверие, надежда так явственно отразились на лице Соля, что Великий Физик от души рассмеялся, как никогда прежде.

— Не веришь? Хочешь, побожусь, что сказал правду? Случившееся с тобой в космическом полете я воспроизвел в лаборатории.

— И правое тоже поменялось местами с левым? — никак не мог поверить

Соль.

— Ну да.

— Значит, теперь у вас сердце там же, где у меня, — справа?

— Уже нет. В общем-то я не испытывал неудобств от зеркальной инверсии.

Даже приятно было сознавать себя этаким уникумом. А потом надоело.

Как-никак, всю жизнь прожил обыкновенным человеком…

— И что вы…

— Да ничего особенного. Просто повторил опыт. Инвертировался во второй раз и стал прежним.

— А мне так можно? — волнуясь, спросил Соль.

— Конечно.

— Когда?

— Да хоть сейчас, — с доброй улыбкой сказал Великий Физик.

От мысли, что помочь «сынку» — пустяковое дело, его охватило ликование, какого он не испытывал, даже совершив очередное открытие. Тогда обычно наступало «похмелье» — опустошенность, безразличие, апатия.

Великий Физик по-отцовски обнял Соля, растрепал его огненные вихры.

— Чего мы ждем? — не терпелось Виктору. — Раз уж втравили меня в эту историю, исправляйте!

Старик помрачнел, сделал шаг в сторону.