Алексей Иванов - Победитель Хвостика

Дальше мы прыгаем по каменной осыпи, цепля­ясь за торчащие кое-где тонкие сосенки и березки. Потом Танька стаскивает меня в узкое ущелье, где мы идем минут пять, и дорогу нам преграждает рух­нувший утес.

- Закрой шары и иди за мной, — говорит Танька и берет меня за руку. — Без разрешения открывать не смей, понял?

Я зажмуриваюсь, и она свирепо тащит меня впе­ред. Я почти бегу, то и дело спотыкаюсь и чуть не падаю. Наконец моя рука выдергивается из ее ла­пши. Я делаю несколько шагов, останавливаюсь и окликаю Таньку:

- Тань, ты где?.. Можно открывать глаза?..

Она не отвечает, и я открываю глаза. Меня про­шибает ужас — я стою по горло в абсолютном камне. Я дергаюсь, вою, но власть монолита беспредельна и нерушима.

— Закрой глаза, идиот! — кричит откуда-то Танька. - Говорила же!.. Закрой и иди!..

Я до хруста зажмуриваюсь и рвусь вперед. Я иду, иду, и Танька хватает меня за штормовку.

Отбой, - говорит она. — Ты его прошел. Смотри.

И я смотрю. Мы находимся на вершине горного склона, вокруг во мраке расстилается лес, а у под­ножия горы зияет круглое озеро.

— Вот она, Великая Дыра за Багаряком, где на­ходится Источник Времени,— тихо и торжественно произносит Танька.

Мы начинаем осторожно спускаться.

- Для зелья наберешь фляжку. Там как раз при­мерно миллион лет будет, — распоряжается Танька. - Только не вздумай пить, концентрация чудовищная, станешь бессмертным...

— Плохо, что ли?..

- Кретин! — сатанеет Танька.— Тут один в прошлом году решил стать бессмертным и искупался. Пошел на дно, как колун. Сейчас его здешние Прошлогодним Утопленником зовут. Будет утопленником до конца света... Так вот, Маза, воду даже не трогай. Брось фляжку на веревке. А если намочишь чего — обязательно суши, понял?

— Понял, понял... — бурчу я.

От озера веет ледяным холодом. В тучах над ним держится круглое окно, там горят звезды. Берега озера каменные, а дальше начинается черный лес.

Уже приблизившись к воде, я чувствую свет на затылке и задираю голову. Из облачной полыньи плавно опускается какой-то сложный космический аппарат с алыми переливающимися огнями, расто­пыренными крыльями солнечных батарей и толстой голубой цистерной. С тихим жужжанием, не отра­жаясь в озере, аппарат зависает над берегом, луча­ми прожекторов обшаривает окрестности, выдвига­ет три тоненьких ножки и садится на них. В борту расходятся створки шлюза, откидывается пандус, и четыре многоруких существа, в скафандрах, вытас­кивают шланг. Они бросают его в озеро, идут круги, и аппарат начинает гудеть.

— Ну-ка доставай трубу!.. — слышу я истошный вопль и вижу карабкающегося между валунов Ти­мофея Улыбку. — Время хитить хотите, сволочи?!.

Пришельцы что-то поясняют ему, путано махая руками.

— Да мне плевать на ваши Плеяды!.. Вас только пожалей!..— орет Тимофей.— На одном только Тутанхамоне на сколь ведер я нагрелся?!. Самим вре­мени не хватает!.. Вытаскивай трубу, кому говорят!..

В руках его появляется топор со сверкающим лез­вием. Пришельцы стремительно улепетывают. Шлюз закрывается, и подскочивший Тимофей яростно долбит его обухом. Топор на глазах увеличивается в раз­мерах.

Одним махом Тимофей отсекает шланг, и тот змеей соскальзывает в воду. Потом Тимофей снова заносит топор, который величиною уже с него само-го, и как сучок отрубает цистерну. Отвалившись, она катится вниз, подскакивая на валунах, падает is озеро, немного плавает и без пузырей проваливает­ся в бездну. Тимофей своим неимоверным оружием отхватывает звездолету одну ножку. Звездолет кре­пится и начинает медленно подниматься в небо. Ти­мофей ругается и машет ему вслед топором, лезвие которого размером с дельтаплан.

- Давай на скоростях... — шепчет мне Танька. — И сматываемся...

Пригибаясь, я лезу вниз и на ходу отвинчиваю с горлышка фляжки ребристый колпачок.

Был рабочий день, и все сидели в лаборатории. Пузан на большом, заляпанном кислотами столе специальной линейкой делал морфологические за­меры выкопанных растений. Ричард, тяжело дыша, на мясорубке прокручивал пучки трав и собирал труху в пакетики. Николай Марков на электриче­ских весах взвешивал образцы в керамических сту-почках. Толстая Грязная Свинья ставил ступочки в муфельную печь и прожаривал. Работы у него было немного, и он глядел в окно. Маза, бездельничая, мотался из угла в угол.

- Внуков, — безадресно сообщил Свинья, заме­тив того где-то на дворе.

- Он, наверное, пошел проверять свои ловуш­ки на мышей, — предположил Пузан. — Он вчера говорил, что очень любит маленьких зверушек. Ко­гда их видит — всегда душит. Так велико его вол­нение.

- Алексей Внуков с Пальцевым намеднись по­ссорился, — сказал Свинья. — История просто по­тешная. Принялся как-то раз Пальцев меня отчиты­вать, что я рабочее место не убираю. Обязательно, говорит, чего-нибудь потеряете. А я отвечаю ему, мол, мне, Пальцев, нечего терять, кроме своих цепей. А он своей пустой-то головой не подумал да и пустился в замечания: «Убирать,— говорит,— цепи-то надо!» Тут Внуков как начал хихикать. Пальцев сообразил, что к чему, и поясняет, как он всегда это делает, если чего несусветное ляпнет: «Это я иронизирую». А Внуков-то не унимается. Тогда Пальцев ему говорит: «Смеяться будем потом». Внуков на него рукой махнул и отвечает: «Смеяться будем сейчас!»

- И что Пальцев сделал? — спросил Маза.

- Ничего не сделал. Рассмеялся, убежал.

- Внуков про него эпиграмму написал, — добавил Николай Марков.

- Бобриска...— снова сообщил Барабанов от окна.

- Пр-роклятая мясорубка!..— прорычал красный от натуги Ричард, бросая крутить рукоятку.

- Собака... — произнес Барабанов.

- Ну и что? — спросил Николай Марков.

- Ничего. Сам факт интересен.

- Я бы тебе, Свинья, посоветовал завести дневник наблюдений,— изрек Николай Марков.— Туда ты можешь заносить все ценные факты, которые, несомненно, послужат тебе серьезным подспорьем в научной работе.

- Я рассказ новый написал, — сообщил Ричард.

- Читай, — велел Маза.

Нынче разных чародеев, магов и прочих экстрасен­сов наимодно посещать стало. Вот и я однажды к чудотворцам ходил, чтоб им провалиться. Простаи­ваю всю ночь в очереди, наутро попадаю. Сидит му­жик могутного вида, руки на коленях сложил и испод­лобья глядит.

— Чего, — спрашивает, — недомогает?

— Да это... как его... В общем, ничего.

— Бесцельно великого экстрасенса тревожить? — орет.

— Нет, отчего же бесцельно... Так, общепрофилактически...