Алексей Иванов - Победитель Хвостика

— Ах, профилактики захотел? На! — И на меня рукой как махнет.

Как я на улице очутился, не помню, но помню от­четливо, что хотелось кудахтать и грызть батареи парового отопления. В милицию забрали, как значится в протоколе, за попытку облобызать красное знамя, болтающееся в небе над исполкомом.

Но это цветочки. К одной бабке тоже с профилак­тическим делом приходил, после чего стал хромать на левую ногу, на правой руке большой палец отнялся, один глаз насовсем закрылся, другой моргать стал, кроме того, слух пропал, выпало 20 зубов, заложило нос и вылезли волосы на затылке. Зашел к другой баб­ке, она избавила от насморка, но по вечерам из ушей начало доноситься подозрительное гудение, а ноги от­нялись окончательно. Получил у нее же снадобье цели­тельное, выпил сдуру: все синее стало.

Это ладно, это что. А гадалки какие дела загинают!

Пришел к одной, а она мне: тебя, милай, болезнь ждет лютая, ты ее через выпадение из окна шестого этажа получишь — башка от удара в пищеваритель­ный тракт заберется.

Я поверил и бегом от нее топиться, чтобы не было этих ужасов. Кирпич на шею — и бултых! Очнулся — кругом белое и непонятное. Я испугался, вскочил, побе­жал вроде бы в двери, а вылетел в окно и... Прокра­лась-таки бедовая голова в живот!

Таким вот манером опять я по врачам намылился ходить. Не только, понимаете, средства боюсь рас­трате предать, а жизнь продлить охота.

Конец рассказа Ричарда «Экстрасенсы»

— Что ж такое-то!.. — зашипел вдруг Витька, убрав со стола разложенную траву.

На пятнистой столешнице был рисунок. Все, кроме Свиньи, подошли поближе, чтобы рас­смотреть. Рисунок изображал некое рахитичное су­щество с огромными губами, кудрявое, с круглыми, сведенными на переносице глазами и татуировкой «Полемично и поэтично» на животе. Такие слова Пальцев написал в рецензии на научную работу Витьки Фигова-Лимонова, благодаря чему стало ясно, кого живописец взял за модель для своего произведения. Под рисунком были также начерта­ны слова: «В этой старой африканской песенке поется, что я, Полифем Лу, иду охотиться на Боль­шого Зу, а в хижине меня ждет моя маленькая скво».

- Свинья, это ты нарисовал?.. — бледнея, спросил Витька.

- Я,— признался Барабанов.— Я свою ручку хотел расписать, потому что она мазала пастой, а твою хорошую ты у меня отнял. Ты сам, Витька, виноват, потому что ты ктырь.

— Вот, значит, ты какой — Антон Барабанов!.. Вот, значит, как ты платишь за мою доброту!.. Я, значит, ктырь!..

— Хо! — воскликнул Свинья и обратился к ши­рокой аудитории: — Знаете ли вы о том, что Витька пишет поэму про то, что он не ктырь? Нет? А вот так! Он ее, правда, почитать никому не даст, потому что мы не разбираемся в искусстве. Но сюжет из­

вестен. Он примерно таков. Жил-был на свете доб­рый Витька. Он всем давал свои вещи. Вещи ему потом возвращали и благодарили его. Но тут по­явился я и стал все вещи у него забирать и не от­давать, а вместо благодарности глумился над ним. Тогда Витька больше не смог быть добрым, а я ве­роломно назвал его за это ктырем. Поэма обличительного характера, бичует мои пороки, потрясаю­щая по драматизму и выразительности.

— Да что же вы все на меня напали, проклятые злобные твари!.. — рассердился Витька. — Николай Марков, будь другом, прочитай свою поэму «Песнь о Свинье»!

— Хорошо, Виктор, — согласился Николай Мар­ков. — Я прочту. Пусть будет по-твоему. Но если какая белобрысая сволочь начнет перебивать через каждое слово — дам в дыню.

Николай достал из кармана блокнот.

Поэма, называющаяся «Песнь о Свинье», была яр­ко выраженного аналитического характера. Она почти полностью посвящалась, собственно, не самому Барабанову, а длинному, растянутому на многие поколения процессу деградации, который и привел к появлению Барабанова на свет. Причиной этой обратной эволю­ции было нечто, поименованное как «евдарлык». Оно поселилось еще в основателе рода и явилось чем-то вроде демона-разрушителя. В частности, приближаясь К современной эпохе, евдарлык проявился в рождении у слонов слоненка-мутанта Бумбы.

Дальше описывались скитания и злоключения несчастного Бумбы, пока в степях он не встретился с овцою.

Далее Николай в скупых, но ярких красках об­рисовал любовь Бумбы и овцы, плодом которой и явился непосредственно Антон Барабанов, то есть собственно Толстая Грязная Свинья. Однако внима­ние поэта вновь переключилось на Бумбу:

Затем автор дал новоявленному герою, то есть Сви­нье, характеристику. Заключительная часть поэмы бы­ла посвящена сердечным привязанностям Свиньи.

Апофеозом явилось объяснение Свиньи в любви и отказ Бобриски, в результате чего евдарлык довел долгий процесс до логического финала неожиданно чудовищным образом.

— Ай-яй-яй,— дотерпев, сказал Барабанов.— Эпи­ческое полотно автор-то создал. Ямбом. Прямо-таки Пушкин.

Они с Мазой со значением поглядели друг на друга.

Тем временем на столе Витька закончил грави­рованное изображение гигантской щетинистой свиньи в тюбетейке и с барабаном в ручках.

- Ладно, Витька, ладно, Николай Марков, — сказал Барабанов. — Тогда и я прочту о вас стихи. Сперва, Николай, стихотворение о тебе. Я его сочи­нил сам. Оно, конечно, немного уступает твоему по размерам, но на голову выше по художественной мощи и концентрации образа. Вот оно:

А о тебе, Витька, я прочитаю стихотворение небезызвестного всем вам Внукова. Оно называется «Ктырь».