Айзек Азимов - СООБЩЕСТВО И ЗЕМЛЯ

Они прошли облачный слой, двигаясь сквозь атмосферу, и теперь Запретная планета стала видна. Ее поверхность выглядела странно, с проплешинами, как будто траченная молью.

На полюсах находились небольшие ледовые районы. Горы выветрились; кое-где виднелись ледники, эти районы тоже были небольшими. И пустыни были небольшими и весьма рассеянными.

В остальном планета выглядела прекрасно. Континенты изогнулись, образуя протяженные береговые линии и роскошные прибрежные равнины. Пышные лесные полосы в зонах тропического и умеренного климата чередовались с лугами, и все же проплешины нарушали картину природы. В лесах попадались области с деревьями, лишенными листьев, а на лугах встречались участки с редкой и чахлой растительностью.

— Какое-нибудь заболевание растений? — с недоумением спросил Пелорат.

— Нет, — ответила Блисс, — это нечто худшее и более постоянное.

— Я видел много планет, — сказал Тревиц, — но такого не видел.

— Я видела немного планет, — сказала Блисс, — но я знаю мнение Геи. Это то, чего следовало ожидать на планете, с которой исчезло человечество.

— Почему? — спросил Тревиц.

— Подумайте, — ехидно сказала Блисс. — Ни на одной населенной планете нет экологического равновесия. Возможно, на Земле оно было, потому что там были эпохи без человека, и там должно было существовать равновесие конечно, непрерывно изменяющееся. Но на всех других планетах люди старательно терраформировали новую окружающую среду. И экологические системы, которые создавали люди, оказывались несбалансированными. Число видов неизменно ограничивалось нужными и теми, которых невозможно было не допустить…

— Знаете, что мне это напоминает? — сказал Пелорат и добавил: — Прости, дорогая, я хочу это рассказать сейчас, пока не забыл. Есть старый миф о сотворении мира. На планете была создана жизнь, и она состояла из ограниченного числа видов, только тех, которые были полезны или приятны человеку. Первые люди сделали какую-то глупость, неважно какую, старина, потому что старые мифы обычно символичны и все только запутывается, если их понимать буквально. И почва этой планеты была проклята. Это проклятие формулировалось так: "Терние и волчцы произрастит она тебе". Хотя на архаическом галактическом оно звучит лучше. Я думаю, однако, в самом ли деле это проклятие? Может быть, для экологического равновесия нужны вещи, которые людям не нравятся, например "терние и волчцы".

— Удивительно, Пел, — улыбнулась Блисс, — как тебе все напоминает о легендах. Люди, терраформируя планету, отбрасывают "терние и волчцы", что бы это ни значило, и после этого приходится все время прилагать усилия для сохранения экологии планеты. Самоподдерживающегося объекта, такого, как Гея, не получается. А получается скорее разношерстное собрание изолятов. И если человечество исчезает, то исчезает его направляющая рука, и структура жизни на планете начинает разваливаться. Планета растерраформируется.

— Если это и происходит, — скептически заметил Тревиц, — то не быстро. Эта планета, возможно, уже двадцать тысяч лет без людей, и все же ее большая часть выглядит очень хорошо ухоженной.

— Конечно, — сказала Блисс, — это зависит от того, насколько хорош был первоначально установленный баланс. В конце концов, двадцать тысяч лет — большой срок в человеческих делах, но для жизни планеты это, можно сказать, вчера.

— Полагаю, — сказал Пелорат, вглядываясь в череду ландшафтов, — если планета деградирует, то людей тут нет.

— Я по-прежнему не обнаруживаю мыслительной деятельности, сказала Блисс, — и тоже думаю, что людей тут нет. Однако я "слышу" постоянный "гул" сознания низших уровней, сознания достаточно высокого, чтобы представлять птиц или млекопитающих. И все-таки я не уверена, что растерраформированность служит достаточным доказательством отсутствия людей. Планета может начать разрушаться и при людях, если они не понимают, как важно сохранять среду обитания.

— Конечно, — заметил Пелорат, — такое общество быстро разрушится. Я не думаю, что люди могут не понимать, как важно поддерживать факторы, от которых зависит их жизнь.

— У меня нет твоей приятной веры в здравый смысл, — сказала Блисс. — Мне кажется, что общество изолятов местные и даже индивидуальные заботы может поставить выше общепланетных.

— Я думаю, что прав Янов, — сказал Тревиц. — Населенных планет миллионы, и ни одна не погибла от растерраформированности, так что ваш страх перед изолятами преувеличен, Блисс.

Корабль вышел из дневного полушария и вошел в ночь. Казалось, что быстро сгустились сумерки и наступила темнота, только звезды светились в тех местах, где небо было ясным.

Корабль поддерживал высоту точным измерением атмосферного давления и гравитационного поля планеты. Они летели выше гор, но на всякий случай компьютер ощупывал дорогу впереди своими микроволновыми пальцами.

Глядя на бархатную черноту ночной стороны, Тревиц задумчиво сказал:

— Наиболее убедительным признаком отсутствия людей мне кажется темнота. Ни одно технологическое общество не может обойтись без освещения… Как только выйдем на дневную сторону, будем садиться.

— Зачем? — сказал Пелорат. — Там же ничего нет.

— Кто сказал, что там ничего нет?

— Блисс. И вы.

— Нет, Янов. Я сказал, что нет излучения от технологических источников. А Блисс сказала, что нет признаков мыслительной деятельности человека. Но это не значит, что там ничего нет. Даже если там нет людей, должны быть какие-нибудь реликты. Ведь я ищу информацию, Янов, и остатки технологии могут что-то дать.

— После двадцати тысяч лет? — голос Пелората звучал резко.

— Что может сохраниться за двадцать тысяч лет, по-вашему? Не уцелеют ни фильмы, ни рукописи, ни книги. Металл заржавеет, дерево сгниет, пластик рассыплется в порошок. Даже камни потрескаются и выветрятся.

— Возможно, прошло и не двадцать тысяч лет. Я упомянул этот срок как наиболее долгий, потому что компореллонская легенда считает, что двадцать тысяч лет назад эта планета процветала. Но предположим, что последние люди вымерли, исчезли или сбежали только тысячу лет назад.

Ночная сторона кончилась, для "Далекой Звезды" наступил рассвет, почти мгновенно сменившийся солнечным днем.

"Далекая Звезда" нырнула вниз и поплыла медленнее. Теперь детали поверхности планеты стали ясно видны. На море у берегов континентов виднелись маленькие острова, покрытые зеленой растительностью.

— Я думаю, — сказал Тревиц, — надо поближе изучить испорченные области. Экологическое равновесие должно быть сильнее нарушено там, где была больше плотность населения. Эти области — ядра растерраформирования. Как вы думаете, Блисс?