Александра Турлякова - Возвращение домой

— Да какие, какие отношения, мама?! — Кайна взорвалась неожиданно, неприятно рассмеялась, дёрнулась так, будто хотела встать, но осталась. — Нам всем, и тебе, и мне, и Аирке, придётся проходить очищение, не всё ли равно теперь? Ну, два слова! Мы должны были молчать всю дорогу? Разве так можно?!

Если вас так волнует соблюдение всех традиций, то вы должны были оставить его там… — не договорила, махнула кистью в неопределённом направлении. — Мы-то меняемся, жизнь вокруг нас меняется, и от этого никуда не денешься. Не спрячешь-ся… Неужели так сложно это понять? — рассмеялась устало, убрала со лба волосы липкими сладкими пальцами. И снова сникла, задумалась.

— Но он же не гриффит, он человек. Уж лучше вообще таких отношений не завя-зывать, чтоб потом было легче, — продолжила А-лата, внутренне радуясь тому, что Кайна наконец-то проявила интерес к разговору. Может, прислушается, поймёт, не сделает той глупости, которая ещё чуть-чуть и свершится по незнанию и молодо-сти. Не главная ли задача матери уберечь своего ребёнка от необдуманного, заведо-мо ошибочного шага?

— Человек? — Кайна задумчиво хмыкнула, надкусила очищенную ягодку, прикрыла глаза, наслаждаясь вкусом. О, она обожала аспазию! В компотах, сушёную, свежую, да и цветы. Синие, яркие, с бархатистой нежной сердцевинкой. — Человек. Да, чело-век… Ну, и что такого? — улыбнулась, скрывая улыбку за поднесённой к губам ру-кой, представила реакцию матери не те слова, что крутились на языке. И всё же продолжила, — В нашей группе одна была, Арауста, она встречалась с человеком, с военным. И не стеснялась этих отношений… И я ещё нескольких таких знаю…

— Что?! — А-лата выронила нож, и ручка его с оглушительным бух! Ударилась о стол. — Надеюсь, это всего лишь одна из твоих шуток. Пора бы понять, что так шу-тить со мной опасно, я уже не так молода…

— А почему бы и нет?.. — Кайна рассмеялась, дотянулась до чашки с чищеной аспа-зией, взяла несколько штук, капли сока попали на стол, девушка подставила ла-донь. — Он симпатичный, молодой, да к тому же знает наш язык. Ты, кстати, знаешь об этом, мам?

— Может, хватит? — А-лата прикрикнула. — Никогда, слышишь! Пока я жива, ты бу-дешь делать только то, что я позволю. А сейчас я запрещаю даже имя человека упо-минать. Или я запрещу тебе появляться в этом доме до самого обряда…

— Но он вправду мне нравится, — Кайна слизнула с ладони сладкий сок, взглянула на мать поверх рук.

— Нравится… Мало ли что? — А-лата чуть успокоилась, видя в глазах дочери знако-мую искорку хитринки. Розыгрыш. Девичьи глупости. — Ты жила в городе, долго жила. Неужели не было никого из наших, кто бы мог тебе понравиться! Ты же сама говорила, там вся молодёжь собралась. В городе надо было думать, а не сейчас, при виде этого… Кийрила, — А-лата пренебрежительно пожала плечами. Успокоилась, вроде бы, а на сердце нехорошая льдинка появилась. Женское чутьё, интуиция под-сказывала, что разговор этот не последний, всё, наоборот, только начинается. Спе-шить надо, с обрядом, и выпроваживать гостя пока не поздно. Пока одни лишь раз-говоры, но нет действий.

— Ты слышала? Я говорю, он знает наш язык. И основные правила… — перевела Кайна разговор на другую тему. Она поняла, что последние её слова для матери с её устоями — как взрыв во время бомбёжки, когда сжимается не только тело, но и душа забивается в самый дальний, в самый укромный уголок, прячется и ждёт, заранее зная, что самое страшное ещё впереди.

Нельзя больше к этому возвращаться. Не приведут такие разговоры ни к чему хорошему. А вот о другом, попроще, почему бы и нет…

— Вроде того, как здороваться, как прощаться, как в гостях себя вести…

— Но вы же тоже учили людские манеры, и язык их учили. Так почему бы и нет? — А-лата тоже поняла, что Кайна не хочет возвращаться к недавней теме, и поэтому поддержала её мысленное предложение.

— Сколько жила, никогда с таким не сталкивалась. — Кайна улыбнулась каким-то своим мыслям, а потом, вдруг оживившись, словно вспомнила что-то необычное, произнесла, — А знаешь, что ещё он говорил? Он говорил, что его мать из наших, из ларинов, а отец — человек. Разве так бывает? Ведь не бывает же, правда?!

— Людям вообще нельзя верить, а особенно в таких делах, — голос А-латы стал не-ожиданно резким. — Ты уже должна бы знать, что у нас с людьми совместных детей быть не может. Они только внешне похожи на нас, а по-настоящему… По-настоящему они способны лишь неприятности нам доставлять.

— Думаешь, он шутил? — Кайна сузила глаза, пристально посмотрела в лицо матери. Смотрела так, будто пыталась вспомнить недавний разговор, — А может, это я непра-вильно поняла его слова? Мать — лари́н, отец — человек? Не бывает такого, да? И никто ничего не слышал? — А-лата отрицательно качнула головой, снова вернулась к работе, всем видом подчёркивая пустячность разговора.

— Надо Ариартиса будет спросить. Он должен был что-то знать, если, конечно, что-то и вправду было…

— Это, что, теперь самое важное для тебя дело? Выяснять, кто такой Кийрил? Я, кажется, говорила: никаких разговоров, никаких встреч! Запрещаю! И ему скажу! Так скажу, что сразу твоё имя забудет.

Кайна рассмеялась. Все эти разговоры, предупреждения, почти запугивания, как с маленькой. Да, мама временами бывает строгой, очень строгой, но она одного до сих пор не поймёт: дети-то растут. И я уже не ребёнок. После десяти лет городской жизни среди людей, многое повидала. Сама понимаю: что можно, а что — нельзя… Знакомство с Кийрилом? Какое там знакомство? Я всё ещё не знаю его настоящего имени. А пока не знаешь, какие тут могут быть отношения? Даже дружеских и то быть не может, не то что…

Зря мама боится, зря. Какая тут свадьба? Что за глупости?

Хотя и себе самой Кайна боялась признаться в том, что чужак рождал в ней инте-рес какой-то своей необычностью, своим поведением и даже внешностью. Сколь-ких ей довелось встречать в городе! Многие из ларинов, ещё в интернате, пытались оказывать знаки внимания, а люди, особенно военные, обычно действовали грубо, почти нагло. Поэтому ей в таких случаях приходилось идти на крайние меры: ис-пользовать свою особую силу, действующую безотказно. Любая женщина-ларин могла остановить насильника короткой и сильной вспышкой головной боли, ли-шающей сознания. После такого, конечно, и самой тяжко, слабость во всём теле, и усталость. Но зато те, кто раз попробовал, больше рук не распускали.

Сами-то лари́ны почитали своих женщин, все отношения могли развиваться толь-ко тогда, когда этого хотела сама женщина. Но людям разве это объяснишь? Они, напротив, считали гриффиток легкодоступными дикарками… До тех пор, пока не получали по рукам…

Кайна, сколько себя помнила, всегда встречала на себе восторженные взгляды мужчин, взгляды обожания и восхищения. Мужчины — все без исключения! — про-вожали её глазами, когда она шла по улице, пытались заводить знакомство за стой-кой бара, похабно и непристойно шутили или даже предлагали деньги за услуги. Чаще всего это раздражало, злило, временами пугало, но со временем она заметила, что отсутствие реакции со стороны мужчин ей удивляет, задевает даже.