Александра Турлякова - Возвращение домой

Что же тогда делать?

Держаться естественно, как ни в чём не бывало. Пусть считает, что я не знаю их языка.

Солдат становилось всё больше по мере того, как они подходили к центру посёл-ка. Там уже стоял ещё один транспортёр. Пришельцы копошились вокруг с не-спешным и деловым видом, совсем по-домашнему.

Они были в каждом доме, и голоса их доносились, казалось, ото всюду. От знако-мой пятнистой формы, от того ужаса, который она обещала, перед глазами плыл туман. Кайна шла и сама не понимала, почему она до сих пор идёт, живёт, дышит. Ведь произошло то, самое страшное, чего она даже представить не могла. Здесь был уже не тот, въевшийся в мозг инстинктивный ужас перед людьми в форме, здесь был страх потерять самое для себя дорогое: потерять любимого, потерять своё, с таким трудом и болью выстраданное счастье, которым самой ей обладать, возмож-но, считанные мгновения. А незваные гости лишали её и этого… Ну почему они появились именно сейчас? Зачем они пришли сюда именно сейчас?

…Родной дом, родное крыльцо и дерево у окна принесли невольную радость. Где-то здесь её ждёт мама. Здесь, в родных стенах!

Кайна заторопилась, даже солдаты, снующие во дворе, её теперь не так пугали. А-лата была тут же, на улице, стояла, глядя себе под ноги, будто и не видела всей этой суеты вокруг себя, и солдат рядом.

Обыск?! Неужели и здесь всё, как в городе?

При виде лейтенанта сионийцы притихли, только один, с серебряной нашивкой над клапаном нагрудного кармана, вышел вперёд, отчитался.

В этот момент солдаты чуть расступились, и Кайна увидела армейский комбине-зон, аккуратно расстеленный на земле у ног А-латы.

— Господин лейтенант, вот, нашли… Случайно наткнулись…

Обрывочные нечёткие объяснения сержанта. Окаменевшее лицо лейтенанта. По-серевшие испуганные лица солдат. И измученное растерянное лицо А-латы. Кайна не сразу поняла, что к чему. Несколько долгих секунд, не моргая, смотрела на ог-ромное грязно-бурое пятно, на смятую ссохшуюся ткань комбинезона, на страшные дырки от пуль.

— Откуда?! — лейтенант подался вперёд всем телом, будто неосознанно хотел при-близиться к А-лате, но не мог перешагнуть через комбинезон, — Откуда, я спраши-ваю??

От этого окрика они все вздрогнули: и сионийцы вместе с сержантом, и Кайна, и А-лата.

— Где тело? — глаза лейтенанта светились холодной яростью, обещающей неприят-ности всякому, кто попытается пойти против. — Откуда здесь форма ниобианского солдата? Когда сюда приходили ниобиане? Сколько их было?.. КТО его убил? И где тело? Куда вы его дели? Ну?! — вопросы сыпались на А-лату как удары, а она стояла, опустив голову, кусая костяшки пальцев.

— Не смейте на неё кричать! — вмешалась вдруг Кайна, — Она не понимает вас… Здесь никто не знает Единого…

Лейтенант обомлел, моргнул растерянно, а Кайна подскочила к матери, обняла, прижимая к себе.

— Мама, я ведь просила… столько раз просила…

На дикарке этой, видимо, и одежды-то было всего ничего. Она обнимала другую, постарше, за плечи и даже не стеснялась своего вида перед толпой солдат. А на самой юбка из одного куска ткани с разрезом от земли до пояса, а выше — ничего! — один лишь плащ.

Лейтенант, смутившись, отвёл глаза, хотя и отметил про себя с раздражением, что пялился почти минуту на девчонку, на её руки, открытые до самых плеч, с нежным золотистым загаром; на её тело, почти не прикрытое плащом, но выставленное на показ без всякого бесстыдства. Здесь была непонятная никому из них естествен-ность, природность дикарей. Он крутанулся на каблуках, ища глазами сержанта Меркониса.

— Обыск проводили?

— В д-доме ещё н-нет… — сержант растерялся так, что даже стал заикаться. Как школьник. И глаза испуганные, будто попался в момент подглядывания за чем-то запретным.

— Так, нечего здесь стоять! — лейтенант обратился уже ко всем рядовым. — Каждый дом обыскать! Каждый угол! И все дворы!.. И внимательно!..

Сержант, берите ещё двоих поактивнее — и всех поселян к "Стиктусу"! Познако-мимся поближе… А с этих глаз не спускать! — Кивок в сторону гриффиток. — И ещё, сержант, лес прочесать, хотя бы до канавы… Из местных — никого никуда! Чтоб все здесь были. Всё! Пошли! Даю сорок минут на всё!

Сионийцы поспешили выполнять приказ, а лейтенант, встретив настороженный взгляд молодой гриффитки, произнёс с усмешкой:

— Ну, что, будешь переводчиком?

В его словах не было ни просьбы, ни предложения — один лишь приказ.

…Прошло только тридцать минут, а все гриффиты стояли уже на улице под над-зором автоматчиков.

Довольно прищёлкивая языком, лейтенант долгим изучающим взглядом окинул эту пёструю кучку странного, совершенно безмолвного покорного народца. При обыске и во время сборов ни один не оказал сопротивления. Как животные! Хотя кому тут сильно выступать? Тому старику с палкой? Одни старухи почти. Где мо-лодёжь? А ведь всё обещало быть таким интересным! Кого здесь допрашивать? Тряханёшь — и кости посыпятся!

Лейтенант заскучал, отвернулся. Может, какая-нибудь ошибка? Зачем было столько шума поднимать? Кто-то даже заикался насчёт отрядов сопротивления. Боялись партизанского движения. Диверсий в тылу.

Но кому здесь воевать?

Если только укрывательство? Помощь дезертирам? Но за это не наказывают так строго. Не отправляют для разбирательств четыре бронетранспортёра с такой тол-пой солдат.

Что там раздул тот лейтенант в своём отчёте? Хотя он из спецотдела, их всегда слушают внимательнее… И распоряжения от таких тоже выполняются строже… Только тогда почему этот Ли сейчас не с нами? Пусть бы увидел…

Рассеянно выслушав рапорт сержанта, лейтенант медленно кивнул, спросил за-думчиво:

— И это все?

— Все!

Он снова кивнул, не скрывая разочарования, перевёл взгляд на гриффитов. С чего-то же нужно начинать? Что-то же нужно делать? Ведь не зря же их всех собирать пришлось!

Глядел-глядел, и тут аж подался вперёд, как легавая, увидевшая вожделенную дичь.

Он стоял среди самых последних, в нескольких метрах от автоматчика. Молодой, лет двадцать, может, чуть побольше, высокий, выше всякого на полголовы, широ-коплечий, статный. Такого трудно не заметить сразу. Да он бы и попался тут же на глаза, если бы не был так похож на любого из дикарей. Лёгкая рубашка с коротким рукавом, навыпуск, такой же пёстрый рисунок ткани, как на всех. В городе таких не увидишь — не та мода.

Мерконис хорошо знал своего командира, даже слишком хорошо, поэтому и сей-час угадал его мысли и не стал дожидаться вопросов, заговорил сам:

— Возле речки взяли, господин лейтенант… Купался, видно… И случайно совсем взяли… Интересный субъект, правда?

Лейтенант нетерпеливо дёрнул подбородком, а Мерконис уже подал знак своим ребятам. Гриффиты нехотя расступились, пропуская двоих солдат, но никто не со-противлялся, не возмутился, всё прошло в полном молчании, только гриффитка-переводчица негромко всхлипнула где-то за спиной. Парень так же покорно остано-вился там, где его придержал один из солдат: в самом первом ряду, напротив лейте-нанта. Смотрел прямо перед собой, без страха, без удивления, серьёзно. Дикарь дикарём.