Сергей Васильев - Центральная реперная

— Да! Именно так! — радуется врач. — Если пациент выживает, это весьма радостное событие для лечащего персонала. Мы вам даже можем скидку сделать, как первому пациенту с серьезным ранением.

— Делайте, — говорю я любезно. Странное место. Странный мир. Да и люди здесь необычны.

Василий приходит и на следующий день. Лежать в амбулатории скучно. Делать ничего не разрешают, только разговаривать и то немного. Поэтому Вася сам всякие байки и веселые случаи рассказывает. Наверно, чтобы больного развеселить. И я веселюсь в меру сил. Чувствуется, что Сергеев — хороший парень. Что он сам идет ко мне после смены, никто его не гонит и не заставляет.

Это я знаю и так. Для этого не нужно смотреть в человека. Не хочу смотреть. Да, я боюсь. Не боли, страха и переживаний. Боюсь чуждости. К тому же, мало ли что пробудит во мне активация этого состояния. Вполне возможно, что я перестану воспринимать здешний мир, как декорацию величественного спектакля о чужой жизни. Что я сольюсь с этой жизнью. И тогда боль найдет меня. Тогда не будет от нее защиты. Сейчас я могу думать о ней отстраненно, наблюдать издалека. Я знаю, что она есть, но где-то там, далеко и глубоко. А так она будет прямо здесь, передо мной. Выдержу ли я? Боюсь, что нет. Но я хочу сохранить разум. Он понадобится мне.

Да, я хочу найти убийцу. Посмотреть на него. Может быть, попытаться понять. Может быть, лишить его сути. Я еще не решил. Лежу, слушаю Василия и представляю себе место, где нахожусь.

Невесомость уже не кажется чем-то необычным. Она не вызывает дискомфорта, как опасались ученые в моем мире. И я вспомнил, как она называется. Вспомнил и то, что дома, по телевизору, много говорили о космических исследованиях, о возможности встречи с инопланетным разумом, о развитии жизни во Вселенной. Вот оно, всё это. В реальности. Тут это есть. Но у нас — нет. Почему? Мы находимся в каком-то ином месте? Нас еще не открыли? Или просто не хотят беспокоить до времени? Или мы сами стремимся к изоляции? Вопросы, которые некому задать. Потому что на них никто не сможет ответить.

— Нет, брат, всё не так, — говорит Василий. — Миров — много. Это тебе каждый школьник скажет. И все они — разные. Все — непохожие. Каждый в своем мире живет. Но иногда в другой попадает. Случайно, или преднамеренно — по-разному. Есть у меня подозрения, что ты как раз из такого мира. И у нас данные о тебе бесполезно искать — всё равно не найти.

— Ты это откуда взял?

— Да так, гипотеза одна. Точнее, много их, разных. Но твое появление только так объяснить могу. Потому что в телекинез живых существ не верю. Не дошли у нас еще до телекинеза. Иначе зачем бы корабли строили? Так бы всё отправляли — напрямую.

— И как же можно в другой мир попасть? — подозрительно спрашиваю я.

Сергеев разводит руками:

— Не знаю. Не специалист я. Тебе видней, должно быть.

— Нет, не видней. Сам посуди. Перемещение между мирами от чего может быть? Либо, это свойство мира, либо свойство того, кто перемещается. Так?

— Ну, так.

— У вас кто-нибудь перемещается? Нет. У нас? Тоже нет. Значит, наши миры тут не причем. Выходит, раз я откуда-то переместился, у меня лично это свойство появилось. Каким-то образом. Может такое быть? Теоретически — да.

— Ты забываешь, что гипотез может быть масса. Например, мой мир вытащил тебя из твоего, как сильный магнит вытягивает крупинку железа из песчаной кучи. Ты спросишь — почему? А потому, что у вас внутреннее сродство. Вот наш мир и вытягивает то одних, то других людей из чужих миров. Тех вытягивает, кто ему, этому миру, нужен. Необходим, то есть.

— Как-то, Вася, всё это слишком заумно.

— Конечно! — радостно подтверждает Василий. — Поэтому и незачем голову засорять всей этой ненужной премудростью. А то еще заболит.

— Что заболит?

— Голова. От зауми только голова и болит. Все остальные части тела уже через голову страдают.

— Если не считать резаной раны у меня в боку…

Смешно смотреть, как Василий смущается, наливается краской и пытается придумать оправдание. Наконец придумывает и облегченно вздыхает, чуть не подлетев к потолку.

— Если голова сильно больная, то от нее и чужие тела повредиться могут. Вот — живой пример, — и показывает на меня.

Я улыбаюсь. Уголки губ приподнимаются, и словно маленькие трещины разбегаются по щекам. Мышцы не слушаются, застывшие гримасой боли. Нужно усилие, чтобы совершить донельзя привычное движение. Странное ощущение. Это моя первая улыбка здесь.

Василий удовлетворенно кивает.

— Вижу, тебе лучше. Может, тебе что-нибудь этакого принести? Скучно, поди?

— Ты прав. Мне бы что-нибудь о вашем мире узнать. Глобальное.

— Из истории? Это можно. Спрошу у доктора — разрешит ли вход в сеть, и пароль возьму. Сейчас сделаем.

Вася улетает, минут десять отсутствует и возвращается, сияя лицом и неся в руке толстый блокнот черного цвета.

— Вот! Договорился. Это ридер. Доступ тебе дали. Правда, на уровне школьника старших классов, но на первое время достаточно. А то закопаешься в нашей истории, не выберешься. Мы ее и сами толком не знаем. Многое специально скрыто. Читай, сравнивай. Подключать — вот здесь, интерфейс — человеческий, разберешься. Если какие неясности — можно вопрос в систему послать, ответят. Ну, думаю, до этого не дойдет. До вопросов.

Василий прав. Мне бы вообще разобраться. Понять, где я и как. Странно, что свое нахождение в чужом мире я воспринимаю так спокойно. Будто я давно к этому готовился. Лишь ждал удобного момента для перемещения.

Нет, не верно. Есть две реальности. Та, где Вика умерла. И вторая — эта. В этой ничего подобного не происходило, и мозг цепляется за нее, чтобы забыть об ужасе смерти любимой. Вот поэтому мне и комфортно здесь. Ведь настоящий мир где-то там, за гранью. Ее не преодолеть. Я спрятался от реальности в удобной скорлупе, где всё хорошо и где ничего не будет напоминать мне о смерти.

— Э-э-й… Клим! — голос Васи возвращает меня к реальности. — Я смотрю — ты увлекся. Не буду мешать. До завтра!

Он улыбается и машет рукой на прощание.

Летоисчисление не от Основания Рима. Поэтому даты путаются, я постоянно забываю их пересчитывать, прибавляя семьсот пятьдесят три. Но в остальном история похожа, насколько я ее помню. Но ведь должен быть момент, когда всё пошло не так! Почему-то для меня важно его найти. Но если подумать, то к чему он мне? Я и так вижу разницу, а выяснять, какая история правильнее, — глупо. Нет правильных историй. История просто есть, и прошлого не изменить.

Конечно, увлекательно читать о неведомых героях, великих полководцах и мудрых государственных деятелях, ведущих свой народ к неизбежному процветанию. Их помнят в этом мире. Они действительно сделали много для людей. Но не для тебя. Тебя с этим народом не связывает ничего. Пока не связывает. До тех пор, пока я лежу здесь и ничего не делаю, пока меня лечат, просвещают и развлекают, пока я не стал приносить пользу.