Александр Зорич - На корабле утро

Внезапно заголосил корабельный ревун. В мегафонах громкой связи зазвучал грозный голос командира корабля Желтоглазова.

– Слушать на палубе! Всем службам очистить летную зону «С»! Готовность к раскрытию створа – двадцатисекундная!

Комлев тревожно огляделся: а вдруг он как раз и находится в этой самой зоне «С»?

Но судя по спокойствию его опытных коллег, все было в порядке.

Под палубой заурчали сервоприводы. Вдоль бортов задребезжали разболтанные штормами леерные стойки.

«Готовятся к посадке вертолета?.. Но где же он?»

Вдруг всю центральную часть палубы от надстройки до носовых катапульт располосовала сетка хирургически точных надрезов.

Новорожденные прямоугольники пришли в сложное согласованное движение. Палуба вспучивалась, собиралась в гармошку, расходилась в стороны.

Из разверзшегося глубокого провала поднялись и раскрылись как лепестки цветка чудные щиты металлически-ртутного цвета. И наконец, показалась сама «Стрекоза», установленная на не внушающий доверия, с виду чересчур хрупкий стартовый мост.

То, что это и есть загадочная «Стрекоза», Комлев понял, только когда прочел надпись на борту этого престранного летательного аппарата.

Стометровое диво, явившееся из недр «Урала», было великовато для флуггера, но, на вкус Комлева, явно недотягивало до звездолета.

«Разъездная яхта класса „Земля—Марс“? А на кой ляд она нужна?»

«Стрекоза» имела отчетливо выраженные аэродинамические формы. При этом ее носовые и кормовые плоскости несли отпечаток не только инженерного, но и, так сказать, эстетического, не имеющего отношения к прагматике полета, дизайна. Больше всего «Стрекоза» походила на яхты с глянцевых разворотов журнала, который лежал в чемоданчике у Комлева. Она была словно спрыснута той бессмысленно-роскошной росой, что придает зазывный блеск флуггерам суперинженеров, суперактеров и народных певиц.

«Да оно и понятно… Пантелеев ведь говорил – денег угрохали… Интересно, что там внутри – платиновый штурвал и сапфировые стекла в иллюминаторах?»

Пилотская кабина корабля тоже кичилась авторским дизайном. Выразительные носовые наплывы с развитым круговым остеклением и впрямь сообщали яхте сходство с пучеглазым насекомым.

«А не слишком ли это уязвимое место?» – с тревогой подумал Комлев. Но, присмотревшись, он обнаружил сдвинутый на «затылок» «Стрекозы» массивный броневой капюшон. Вероятно, в походном положении ему полагалось переместиться вперед, служа одновременно и защитой пилотам, и носовым обтекателем при движении в стратосфере.

Комлев видел «Стрекозу» впервые и, конечно, сполна воздал яхте за ее экзотическую красоту. А вот его коллеги по «Периэксону», судя по всему, уже имели счастье не только видеть яхту, но и летать на ней. На их реакции, впрочем, это сказалось самым неожиданным образом.

– Ах ты моя кошечка! Нюрочка моя! – ворковал Чичин, умиленно скалясь.

– Не могу насмотреться, так классно все сделано… Умеют же красиво, когда хотят! – захлебываясь восторгом, вещал Лопухов.

– Да! Да! Всю жизнь мечтал о собственной яхте. Вот о такой, именно о такой! – ликовал Волохаев.

– Сразу видно, русские люди летят!

– Эх… Прокатимся с ветерком!

Как выяснилось чуть позже, эти преувеличенные восторги были связаны с преждевременным выбросом адреналина.

Они сдали багаж бортпроводнику и проследовали к трапу, который бесшумно выехал из палубы «Урала» и арочным мостиком перекинулся через лепестки «ртутных» экранов-газоотбойников прямо к овалу пассажирского шлюза.

Первым пошел Поведнов. За ним – остальные.

Внутри было душно и жарко. Вдобавок там было намного теснее, чем обещал роскошный экстерьер яхты.

Вместо ожидаемых кубриков и гостеприимной кают-компании, Комлев увидел перед собой пассажирский салон с креслами по два в ряд с каждой стороны прохода – как в маленьком пассажирском флуггере на линии внутренних перевозок. Ровно на таком он во время последнего отпуска летал порыбачить из Софрино в Астрахань, осетриную столицу РД. То, что внутренняя отделка салона была выполнена из натурального дерева, а по полу бежал мягкий шелковый ковер ручной работы, изменить общего впечатления уже не могло.

Расселись кто куда хотел. Комлев очутился рядом с почти незнакомым ему полковником войск связи лет шестидесяти пяти.

– Андреич, – представился тот и протянул Комлеву руку. – Юрий Андреич!

– Комлев, – кротко отрекомендовался тот. – Володя.

– Будешь? – Полковник протянул Комлеву фляжку с гравировкой, которая каллиграфически поздравляла «дорогого Юрия Андреевича» с шестидесятилетием от лица «преданных сослуживцев».

– Коньяк? – поинтересовался Комлев.

– Ты пей, пей, за взлет надо!

Комлев пригубил. Влага укусила растрескавшуюся от ветра нижнюю губу, обожгла нёбо и гортань и, наконец, скатилась по пищеводу, оставив после себя сомнительное сивушное послевкусие.

– Импортное что-то? – предположил Комлев.

– Сам гнал! – горделиво отозвался полковник, отчего-то принявший слова Комлева за комплимент. – Из яблок… Только зимние сорта… Самые наилучшие!

– Спасибо… Очень вкусно.

– То-то же, – удовлетворенно кивнул Юрий Андреевич, пряча флягу за пазуху. – На орбите добавим… За Х-матрицу!

Их беседу прервала ожившая внутрикорабельная трансляция.

– Товарищи офицеры! Экипаж яхты «Стрекоза» рад приветствовать вас на борту своего корабля. Цикл подготовки к взлету уже завершен. Просим вас принять предполетное положение. Сейчас опускаем фиксаторы.

Комлев вверил затылок удобному подголовнику и развернул плечи. Из пазов в потолке салона выползла фиксирующая рама и плавно опустилась ему на грудь. Щелчок. Еще два щелчка – это ноги.

– Ты нос почеши, если чешется, – с пылкой отеческой заботливостью сказал Комлеву сосед-полковник. – А то потом на шести g хрен почешешь…

– Шесть g? – вытаращился Комлев.

– А ты думал? Может, и восемь будет!

– Так тут что, дейнекс-камеры нет?

– Конечно, нет! Сам подумай, Володька, куда ее тут лепить? Дефицит места!

– Вот это комфорт…

Не то чтобы Комлев боялся перегрузок. Он их просто не любил. За свою многолетнюю пилотскую карьеру он испытал их столько – установившихся, переменных, предельных, запредельных, отрицательных, тангенциальных, – что, ему казалось, заслужил право не знать перегрузок более четырех g до самой смерти…

– Внимание, начинается подъем стартового моста! – сказали по ВКТ.

Пол встал дыбом – это «Стрекоза» задрала свою глазастую башку.

«Ага… Она еще и стартует по-ракетному… Эх, здравствуй юность», – вздохнул Комлев.

Последний раз он стартовал таким образом еще в Брянском звездоплавательном училище на учебном «Беркуте». «Беркут», разумеется, умел взлетать нормально, с разбега, но у них в программе стояла отработка вертикальных стартов – при помощи ракетных ускорителей, с бетонных столов, все как положено… Чтобы, значит, не расслаблялись…