Генри Олди - Изгнанница Ойкумены

Она не слушала Тирана. Собственный мнемо-эпизод совместился с энграммой мальчика. Наложился сверху, давая объем, заполняя лакуны. Ребенок бежал по парку. Отец видел, как сын скрылся в горе. Ушел в камень, исчез. Великий Космос, кто бы на месте Ника не дернул за поводок?!

Ерунда, возразил здравый смысл.

– Возьмете очередную подписку? – спросила Регина. – О неразглашении? Готова расписаться кровью. Или меня сразу утилизируют?

– Такой ценный кадр? – изумился Тиран. – Ни в коем случае. Теперь, доктор ван Фрассен, у нас с вами есть два варианта…

– Пожизненное заключение и расстрел?

– В первом случае вы даете согласие на чистку памяти, – Тиран жестом показал, что ценит ее юмор. – Вам удаляют мнемо-эпизод со Скорлупой. Или с горой, если вам угодно. Вы ничего не видели, вы ничего не знаете. Полагаю, это несложно…

Регина подошла к окну.

– Это очень сложно, – она глядела на сквер, составлявший часть двора клиники. Мир сузился до размеров кабинета. Было приятно знать, что это иллюзия. – Таких, как я, лучше не оперировать. Слишком тонкий механизм, легко нарушить связи. Или вы намереваетесь сделать это насильно? Не советую. Вы в курсе, что бывает с оригиналами, рискнувшими применить силу к психирам Сякко?

– Вот ведь как интересно, – задумчиво бросил Тиран. – Это я, по идее, должен вам угрожать. А я, напротив, предлагаю сотрудничество. Вы же мне угрожаете, хотя это нелепо. Странная ситуация, не находите? Итак, напоминаю: первый вариант – чистка памяти. Вы вправе отказаться. Никакой кары за отказ не предусмотрено. Кроме одной мелочи. Если вы откажетесь, вы станете невыездной. Ваш круг перемещений ограничится Ларгитасом.

– Это еще почему?

– Вы – носитель секретной информации.

– Более секретной, чем трагедия «Цаган-Сара»?

– Во много раз. Я понимаю, в вашем случае утечка – дело маловероятное. Влезть к вам в голову без вашего ведома нереально. Вас могут купить, но в это я тоже не очень верю. И все-таки мы не имеем права рисковать. Вы останетесь на Ларгитасе. За вами будет установлено наблюдение. Не волнуйтесь, это не слишком обременительно. Вы даже не заметите…

– Мне кажется, – Регина села на подоконник, как девчонка, и улыбнулась Тирану. Этой улыбке она научилась у Фриды, – вы просто подталкиваете меня ко второму варианту. Каков же он?

– Вы сотрудничаете с нами. Вы продолжаете работать с Артуром Зоммерфельдом. Но по новому, специально разработанному плану. И работать с мальчиком вы будете на Шадруване.

– Ни в коем случае!

Страх вырвался первым, сжигая все на своем пути.

– Вы уверены?

– Да!

– Ну что ж, – вздохнул Тиран. – Не стану вас убеждать. Судя по вашему лицу, вы скорее дадите себя утилизировать. Итак, вы остаетесь на Ларгитасе – невыездной, под наблюдением. В трезвой, а главное, целостной памяти. В конце концов, и дома можно найти курорт для отдыха. Для операций вне родной планеты клиника подберет другого врача. Вам и без этого хватит работы. Вы остаетесь на Ларгитасе, и вы больше никогда не увидите Артура Зоммерфельда.

– Что?!

– Извините, доктор ван Фрассен. Ничего лучшего я предложить не могу.

С годами чувства притупляются. Тускнеет не яркость мира – короста, наросшая на человеке, не пропускает свет в должной мере. Глохнут звуки. Музыка превращается в невнятный шум. Запахи утрачивают резкость. Ландыши не напоминают о весне. Любовь? – привычка. Ненависть? – брюзжание. Нас готовят к уходу – туда, где не место страстям.

Слава старикам и старухам, сохранившим свежесть восприятия! Слава седым непоседам и лысым завсегдатаям театров! Низкий поклон морщинистым ведьмам, чей глаз остер и слух чуток! Иногда кажется, что им просто повезло. В другой раз думаешь: в чем их секрет? А всего-то и надо, что признать: не мир, но я. Не любимый в юности поэт утратил мощь таланта – я остыла к его строкам. Не пейзаж лишился былого очарования – я смотрю на него, близоруко щурясь. Стоит только признать, признаться, взять вину на собственные плечи – и мир вновь засияет.

Великий Космос, как же это трудно!

Куда легче согласиться, что в наше время деревья росли до небес…

Буро-зеленая шкура планеты бугрилась горными хребтами. Клыки пиков рвали нижний слой облаков, торча из него диковинными утесами-островами. А вот открылось и настоящее море… Не море – целый океан! Водная гладь раскинулась от горизонта до горизонта. Густая, мрачная синева глубин, прозрачная голубизна мелководья, зелень водорослей, расплавленные блики солнца. Нигде – ни паруса, ни силуэта гребной галеры, похожей на водяную многоножку, ни завалящей лодчонки…

Берег, узкая полоска песчаного пляжа. И вновь – буйство тропической зелени. Сплошным ковром она уходила на десятки и сотни миль во все стороны, сколько хватало глаз.

Корабль наворачивал вокруг планеты виток за витком, постепенно снижаясь. Курчавый малахит джунглей сменился выгоревшей на солнце серо-желтой саванной. С высоты можно было различить движение огромных стад каких-то животных. Сезонные миграции у них, что ли?

– Впечатляет. Красиво. Я бы сказала – величественно. Первобытная мощь молодого мира. Я только одного не пойму: зачем вы мне все это показываете? Я не ксенобиолог, не астроразведчик…

– Вы смотрите, смотрите. Дальше будет интереснее.

– Как скажете.

Регина пожала плечами.

Корабль, с которого велась съемка, опустился ниже. Перед ним выросла стена. Серо-бежевая, пористая, она уходила ввысь на десяток-другой километров. Корабль взмыл свечой, поднялся над верхним краем стены, расположенным далеко за рваной пеленой облаков. Внизу лежал гигантский кратер. Регина прикинула его размеры – и у нее захватило дух. Какой же силы катаклизм произошел здесь миллионы лет назад, если после него остался кратер диаметром в добрую сотню километров, с высотой стен…

Стоп! Разве это кратер? Не бывает таких кратеров: идеальный круг с плоским дном, лежащим на одном уровне с окружающей местностью! Ни вулканического конуса, ни воронки от падения астероида… Только гигантская стена, образующая кольцо. Это походило на арену исполинского цирка без ярусов зрительного зала.

Неужели это образование – искусственное?!

Аппаратура корабля дала приближение. Стены «цирка» разошлись в стороны, исчезнув из поля зрения. Пейзаж внизу надвинулся, проступил четче. Городские кварталы, рябое пестроцветье крыш на окраинах. Отблески солнца на маковках храмов и золоченых шпилях дворцов. Прорези улиц, серебристая чешуя петляющей по городу реки, перемычки мостов…