Питер Дэвид - Легионы огня: долгая ночь Примы Центавры

— Это… кажется разумным, — медленно произнесла Сенна. — Вы… могли бы сказать все это президенту Шеридану…

— Нет, — последовал твердый ответ. — Ему нельзя доверять, Сенна. Сейчас мы никому не можем доверять. Кроме самих себя. Нам надо действовать осторожно.

Кто знает, вдруг Шеридан все поймет неправильно или неверно передаст в разговоре с кем-либо мои слова? Поэтому я просто завел разговор в общих понятиях о дружбе. Сейчас нужно вести себя именно так при подобных встречах.

Ты понимаешь?

— Я… думаю, что да. Просто я хочу, чтобы вы не чувствовали себя… столь одиноким.

— Одиноким? — на его губах заиграла улыбка. — Неужели я показался тебе одиноким?

— Да. В ваших записях, а иногда и при встрече, да. Очень одиноким.

— Поверь мне, Сенна… иногда мне кажется, что я никогда не буду один.

— Я точно знаю, что вы имеете в виду.

— Да? — он с любопытством приподнял бровь. — «Точно» знаешь?

— Вы все время в окружении гвардейцев, и еще этот Дурла, эти Лион, Куто… и многие другие… все они вьются вокруг вас…

— Ты очень проницательная девушка, — сказал он. Сене снова показалось, будто он облегченно вздохнул.

— Но это нельзя назвать товариществом. Это совсем другое…

— Полагаю, ты права.

— Я…. по крайней мере, я могла бы… быть вашим товарищем, Ваше.

Величество. Если… вы сочтете меня достойной.

— Сенна… все, что ты можешь сделать для меня, это вернуться во дворец и жить там спокойно и счастливо. К счастью, это все, что мне от тебя нужно. Ты ведь это сделаешь? Ради меня?

— Если… если это сделает вас счастливым, Ваше Величество. Иногда мне кажется, что для этого нужно совсем немного. Если мое присутствие вам поможет…

— Да, — уверенно произнес Лондо.

— Хорошо. Но мне хотелось, чтобы вы знали: если понадобится, я могу выжить здесь сама. Просто мне хочется, чтобы мы оба это знали.

— Понимаю, — ответил Лондо. — Рад, что ты призналась мне в этом.

Один из телохранителей приблизился почти вплотную и настойчиво произнес:

— Ваше Величество, мне действительно кажется, что нам пора уходить.

Сенна огляделась вокруг и увидела, что толпа с каждой минутой становится все больше. Казалось, народ вылезал отовсюду. Скоро выбраться отсюда станет просто невозможно.

Лондо мгновение обдумывал ситуацию, а потом мягко сказал охраннику:

— Пожалуйста, отойдите.

Охранник подчинился, но на его лице были написаны удивление и беспокойство. А Лондо повернулся лицом к толпе. Он ничего не сказал, ни слова.

Просто вытянул руки вперед, подержал их некоторое время в таком положении… А потом широко развел в стороны, одним простым жестом показывая, чего именно хочет.

К крайнему изумлению Сенны, толпа расступилась, образовав перед ними живой коридор, по которому вполне можно было пройти.

Он именно так и поступил, пошел вперед, кивая выстроившимся по сторонам гражданам. Одному кивал, другому пожимал руку, третьему говорил слова одобрения. Ничего подобного Сенне еще не доводилось видеть на своем веку.

Лондо без видимых усилий, вот так запросто, экспромтом организовал целый парад с собой, Сенной и охраной в главных ролях.

Когда они шли по Гехане, кто-то выкрикнул имя Лондо.

— Моллари!

Потом кто-то подхватил эти слова, а потом еще один, и еще. В конце концов, вся толпа начала в унисон скандировать:

— Моллари! Моллари! Моллари!

Лондо купался в их внимании, улыбался и кивал. И Сенна поняла, насколько правдивыми были его предыдущие слова. Народу нужен кто-то, в кого можно верить, кто-то, кто сможет поднять их к новым высотам. Пока что это был Лондо.

Моллари. Лондо — император, Лондо — Обновитель, Лондо — любимец народа, который вел Приму Центавра к процветанию, который преобразовал Республику в нечто такое, чем может гордиться каждый центаврианин.

Но он, по-прежнему, казался одиноким.

И Сенна решила, что должна что-то предпринять, чтобы все это изменить…

Центаврианский рабочий мечтал оказаться где угодно, только не здесь.

Он брел от основного места раскопок, испытывая сильную жажду и усталость.

Ему откровенно надоели его товарищи. Все они, казалось, были ужасно рады тому, что у них была работа, даже такая незначительная, и пребывали в странном заблуждении, считая, что работают во благо Примы Центавра. Но что могут принести Приме Центавра бессмысленные археологические раскопки на проклятой богом, затерянной у черта на рогах планете, да еще и с доисторическим оборудованием, если, к тому же, никто не имел представления о том, что они, собственно, ищут?

— Идиоты, — уже в который раз произнес он. Вот почему он решил, что с него довольно. Он схватил свой отбойный молоток, направил его прямо себе под ноги и включил. По всем правилам и инструкциям, он не должен был этого делать.

Он хотел выпустить всю свою ярость, спалив к чертям этот молоток, и решил включить его на полную мощность, и держать в этом режиме дольше, чем позволяли инструкции.

Молоток пробил землю примерно на десяток шагов в глубину, а потом оттуда вырвалось нечто.

Рабочий так и не понял, что это было. Он знал только, что секунду назад радостно врубил свой молоток на максимум, а потом какая-то черная энергия окружила его, и он услышал крик. Сначала он решил, что это его собственный крик, но потом понял, что странный вопль звучит в его мозгу, и что ничего подобного он раньше никогда не слышал.

Этот крик оказался последним звуком, который ему вообще довелось услышать, ибо его тело разорвало в клочья, а останки разбросало в радиусе тридцати метров. Фрагменты тела были так малы и разлетелись столь широко, что никто из тех, кто впоследствии натыкался на его останки, так и не понял, что это такое.

Когда он не явился на вечернюю перекличку, его отметили, как сбежавшего, а жалование распределили в соответствии с правилами.

Тем временем нечто, скрывавшееся на глубине двадцати пяти метров, вернулось в режим готовности и принялось ждать менее оскорбительного призыва.

Вир заметался в постели, когда гигантская женщина-вампир приблизилась к нему.

В ее глазах светилось само зло, она тянула к нему руки, перебирая пальцами, на конце каждого, — Великий Создатель, спаси и сохрани! — отчетливо виднелись присоски. Каждый палец чмокал «губами», вожделея его, был готов жадно присосаться к нему и высосать всю жизнь, до последней капли. Где-то рядом раздался крик Лондо: «Беги, Вир! Беги! Не дай ей схватить тебя!» Но Вир застыл на месте, ноги отказывались повиноваться командам разума. Ему хотелось убежать, но он просто не мог сдвинуться с места.

Она подходила все ближе. Ее выбритая голова светилась каким-то пульсирующим темным светом. Она еще и смеялась. Такой страшный звук когда-то давно раздавался в лесах в те времена, когда дикие предки его народа сидели около своих костров и с ужасом вглядывались во тьму. Когда ее губы растянулись в подобии улыбки, во рту блеснули обагренные кровью клыки. Присоски тянулись все ближе и ближе, и не было от них спасения.