Илья Стальнов - Нереальная реальность

А рвы замка уже волной цунами пересекала нечисть. Мерзкие, жаждущие разрушения создания карабкалась по стенам, сметая защитников – призрачных воинов и солдат из плоти и крови. Рыкали пушки, лязгал металл, скрежетали когти. И витал надо всем этим дикий визг боли, ужаса, торжества – он без труда пробивал толстые стены.

Дракула и Чернокнижник закружились в странном танце, их начал окутывать светящийся белый кокон.

– Давно-давно они хотели драться, – пояснил Большой Японец, на лице которого не было и намека на беспокойство. – И дерутся наконец.

В окна грудью бились огромные чернильно-черные птицы, заслонявшие звезды и разрубающие крыльями большой серебряный диск полной Луны. Их клювы долбили по крепкому стеклу, от чего по нему начала расползаться паутина трещин.

– Я вас отсюда не возьму, – сообщил Большой Китаец. – Силы нет.

– Мы погибнем! – воскликнул Лаврушин.

Этот крик души слишком часто вырывался у него последние дни.

– Сила есть, – японец не уставал кланяться. – Не у меня. У тебя. Ты имеешь инструмент. Ты прошел испытания. Ты играй.

– Нет! Я не умею!

– Иначе умрем. Плохо умрем. Мне без вас тоже не уйти. Я в ловушке. Это холодный мир.

– Холодный мир?

– Воин солнца не должен сюда лезть. Кто влез – не уйдет. Совсем не уйдет.

– Почему?

– Холодный мир хранят семьсот ифритов и восемнадцать черных птиц Тота. Они пропускают сюда всех, но не выпускают никого. Только Музыкант может открыть здесь ворота.

Стекло треснуло. Осыпалось. И в зал ворвался поток черных птиц.

Они закружились – осознанно, слаженно, едино. Казалось, будто под сводчатым потолком ворочается мельничное колесо. И оно спускалось все ниже.

Защитники замка не выдержали напора нескончаемых полчищ. Враги преодолели силы заклятий и сталь мечей защитников. Нечисть с ревом и визгом перевалила стены, хлынула во дворы, покатилась по коридору, погибая сотнями, но в порыве злобы останавливаясь лишь для того, чтобы рвать когтями и зубами трупы – неважно, своих или чужих.

И вот тяжелые топоры уже впиваются в толстые, окованные медью и железом двери обеденного зала!

Первый натиск двери выдержали. Но напор не ослабевал. По ним колотили с нечеловеческой силой. И вот уже топор пробил в дереве первую дырку. Теперь оставалось недолго ждать, пока дыери разлетятся в щепки, и завоеватели ворвутся сюда.

Птичье колесо продолжало снижаться. Оно теперь было над головами, так что приходилось пригибаться. Хлопанье крыльев оглушало. Птиц было несметное количество. Еще немного, и это страшное колесо обоймет людей. И тогда…

– Изыдите, крылатые и клювастые! – закричал Большой Японец.

Он вскинул руки. И круг стал терять устойчивость. Теперь птицы двигались не так слаженно.

– Из тьмы пришли, во тьму уйдете! – изрек Большой Японец торжествующе.

Круг начал подниматься.

Но ненадолго.

– Я не сдержу его долго, – сдавленно произнес Большой Японец, когда птицы снова начали снижаться.

– Что делать? – на грани истерики крикнул Лаврушин.

– Играй! – приказал Большой Японец.

– Я не могу!

– Можешь играть! Играй, играй.

Лаврушин провел пальцами по клавишам. Нажал на одну, опасаясь, что мир разлетится.

Но «пианино» молчало.

Он нажал на клавишу еще раз.

Снова молчание.

– Испортилась! – воскликнул Лаврушин.

– Играй, – Большой Японец стоял, подняв руки, и был напряжен, как атлант, держащий небо. Он пока еще сдерживал птиц.

Брешь в двери стала больше. В нее просунулась волосатая лапа, по размерам больше походящая на слоновью ногу, и зашарила в поисках засова.

Лаврушин снова нажал на клавишу.

– Ничего!

– Из тишины рождается все! – крикнул Большой Японец. – «Пианино» слушает тебя. Давай!

Он не выдержал, рухнул на колени, согнулся, и круг начал опускаться все быстрее. Волосы ерошил воздух от хлопающих крыльев.

Степан вскрикнул. Когти птицы проехались по его щеке и легко вспороли кожу.

Лаврушин нажал на клавишу.

Дверь вылетела. Орда неописуемых уродов ворвалась в зал. Они торжествующе и алчно взревели.

Лаврушин вдруг уверенно пробежал по клавишам.

И зазвучал хрустальный, чистый звук.

Лаврушину наступил еще в детстве медведь на ухо. Он умел немножко брать три аккорда на гитаре и петь неуверенным голосом туристские песни, но только те, которые не требовали даже минимума слуха.

Но сейчас в нем жила прекрасная музыка. Она истекала из глубин его души, она проходила через пальцы и входила в «пианино», которое выпускало ее наружу.

И вместе с этой варварской мелодией проникали в мир силы, вспарывавшие время и пространство, буравящие перегородки между Вселенными.

Чернокнижник был уверен, что попавший в Мир Холода не вырвется никогда. Прав ли он?

Кокон вокруг Чернокнижника и Дракулы распался. Граф согнулся, опершись о меч. Чернокнижник стоял, раскачиваясь и подвывая, как зверь. Он был обессилен.

– А-а-а! – злобно взвыл он, услышав музыку иных миров.

И твари, его слуги, взвыли, как от боли.

И распался птичий круг.

В центре зала возник провал, переливающийся радугой.

– Туда, – приказал Лаврушин.

В этом провале была тьма, в которой копошились ужасы. Там ждали беглецов чудовищные адские создания. Туда не было пути.

Но и назад пути тоже не было. Лаврушин толкнул туда Степана, и он пропал в провале. За ним последовал Большой Японец. Последним уходил сам Музыкант.

Лаврушин летел в бесконечный туннель. Вокруг творилось что-то невероятное. Дикое. И ни с чем не сравнимое. Здесь властвовали порождения самых безумных кошмаров, терзавших человечество. Здесь жила кристально чистая злоба и ненависть. Здесь было собрано все самое отвратительное и мерзкое, что создала Вселенная. Здесь жила болезненная, мерзкая, сужая воля, разщбитая на вожделение, старсть, похоть и жажду крови миллионов существ.

Чудовищные нетопыри, штурмовавшие замок, были просто мультипликационными добрыми игрушками по сравнению с кошмарами, жившими здесь.

Но вот прорезал слух визг демонов, упускающих предназначенную им добычу. И забил по ушам клекот птиц. Пламень стерегущих ифритов не смог прожечь беглецов. Крылья черных птиц Тота не могли вышибить дух у тех, кто защищен вечной Музыкой Света.

– Помните! Цитадель, – донесся улетающий вдаль голос Большого Японца…

Лаврушина ощутил, что лежит на камнях, солнце греет жаркое летнее солнце. Послышался стук копыт и грохот деревянных колес о брусчатку. Его окатило водой из-под колес.

Лаврушин приподнялся и увидел, как мимо промчалась пролетка.

– Где мы? – Степан огляделся, поднимаясь на ноги и отряхиваясь.

– Леший его разберет, – только и оставалось сказать Лаврушину.