Кир Булычев - Искушение чародея(сборник)

– Но это же дико, Слава! Вы предлагаете считать представителей ГЦ чем-то вроде варваров!

– Федор Мелентьевич, потлач – тоже не самый современный ритуал. И что бы там ни говорила о ГЦ Эмма, они не вмешались, чтобы спасти ее, даже вергилия не прислали. И сейчас, заметьте, их доблестной кавалерии что-то не видно на горизонте, да?

Они замолчали. Слышно было, как снаружи галдят на домодревах ависы.

– Хорошо. Допустим, в качестве рабочей версии – отчего бы и нет. И что вы предлагаете?

– Если я прав, – спокойно сказал Павлыш, – и если они уже знают, что я догадался, значит, мы на осадном положении. Мы не знаем, каковы правила для зрителей. Не знаем, нарушили их призраки или нет. Нам придется предполагать самое худшее, а это значит – быть начеку и действовать очень быстро. Миша, ты идешь за Урванцами. Пусть бросают весь хлам, берут самое необходимое. И мигом сюда. Вы, Федор Мелентьевич, попытайтесь позвать кого-нибудь из ависов и уточните, что у них там за галдеж. Я буду на подстраховке – ну и присмотрю за Эммой. Вроде бы я сделал все нормально, но… – Он вдохнул и сказал наконец о том, чего боялся все это время, с тех пор, как увидел Эмму раненой. – Если на когтях или лезвиях, которыми ее кромсали, был яд…

– Не забывай еще кое о чем, – заметил Домрачеев. Он уже стоял у входа, одна нога – на лестнице. – Тот, кто это сделал, может вернуться. Если Эмма придет в себя, она наверняка его или ее выдаст. Я постараюсь раздобыть какое-нибудь оружие, хотя, боюсь, у нас в запасе есть только палки-копалки и зулусские дротики.

– Я решил, что огнестрельное оружие – не то, чем следует гордиться нашей цивилизации, – с достоинством пояснил академик.

– Ладно, я побежал. – Домрачеев исчез.

– Федор Мелентьич, – позвал Павлыш. – Вы там поосторожней, хорошо?

– О, разумеется! Мы с ависами давно нашли общий язык, так что недоразумений быть не должно.

Вернулся академик спустя полчаса, весьма обескураженный.

– Это, знаете ли… невероятно странно, да. На мои вопросы никто толком отвечать не стал. Все возбуждены… вот как – помните? – когда мы вручали им подарки. Очень возбуждены. Галдят, мечутся… Да вы и сами слышите, верно?

– Я решил было, что весь этот грай из-за вас.

– Не знаю, Слава, из-за чего. Но странно, очень странно. Полагаю, нам лучше поискать что-нибудь… хм… получше зулусских дротиков. И позаботиться о том, чтобы забаррикадировать входы. Сможем мы перенести Эмму Николаевну в общий зал, где родник? И перегоните туда хлебемотов, наверное…

Они принялись за работу: сперва перенесли все необходимое, затем вдвоем, очень аккуратно, опустили вниз Эмму. Она забормотала какие-то слова, сбивчиво и по-детски отчаянно, но Слава так и не понял, что именно.

Когда прибыли Миша с Урванцами, зал был уже оборудован для возможной осады.

– Есть новости? – с порога спросил Домрачеев. – И чего так тихо у ависов?

– Да нет, напротив, они галдят как оглашенные… – начал было академик – и осекся. Действительно, за то время, пока они с Павлышем занимались охранными мерами, шум на улице стих.

– Вы говорили с ними о призраках?

– Боюсь, не совсем удачно. Изгибатель меня вовсе не захотел слушать, Хранитель смыслов бормотал нечто нечленораздельное, а Растяпа был слишком увлечен спором с Третьей женой. Что-то о ночных древнепеснях, что ли… боюсь, переводчик здесь недопонял или соврал. А Отца я не заметил, возможно, он…

– Отец, – вдруг отчетливо произнесла Эмма.

Они замолчали и обернулись к кровати: Эмма пришла в себя и смотрела на них ясным, внимательным взглядом.

– Помогите, – велела. – Помогите подняться.

– Это исключено! – Слава оглянулся на остальных. – Слишком большие кровопотери, я, как врач, прописываю постельный режим!..

– К черту постельный режим, Павлыш! Вколите мне что-нибудь, чтобы я могла внятно говорить и нормально двигаться. Приказываю как руководитель группы.

– Что происходит? – вмешался Борис. – Эмма Николаевна, кто на вас напал? Призраки? Детеныши? И почему?

– Какие призраки?! Я же говорю: Отец! И ему помогал Хранитель смыслов. Они пролетали мимо, заметили меня и атаковали – сразу, не сговариваясь.

– Хорошо, и чего вы хотите? Обвинить их?

– Я хочу поговорить с ними, и немедленно. Мы все – безмозглые дураки! И я – в первую очередь! Помните, Павлыш, я говорила о том, что во время контакта ошибки неизбежны?

– «И с помощью ошибок нам нужно научиться выявлять разницу и принимать ее как должное»? Извините, наизусть не заучил, цитирую по памяти.

– Павлыш, мне, похоже, очень повезло с вами. Если бы вы так же лечили, как пытаетесь шутить… ч-черт! Да помогите же, дайте руку!

Миша бросился ее поддержать, Борис исчез и вскоре вернулся с крепкой палкой, которую можно было использовать как костыль.

– И о чем, скажите на милость, вы… э-э-э… намерены с ними разговаривать?

– О том, Федор Мелентьевич, о чем прежде молчали. О табу. О запретах. Разве вы не понимаете? Отец и Хранитель смыслов не виноваты. Я сама их спровоцировала, когда вышла – еще не до конца вылечившаяся – наружу.

– Я вот другого не понимаю, – заметил Борис. – Куда делись все ависы? На домодревах, похоже, никого не осталось. Сбежали?

Эдгар солидно прокашлялся и подождал, пока все обратят на него внимание.

– Это просто, – сказал он. – Ависы улетели на толковище, петь свои древнепесни.

– Куда?! – хором спросили сразу несколько человек.

И только Светлана уточнила:

– А ты, скажи на милость, откуда это знаешь?

– Так нам гекк-ависы рассказывали. Они еще обсуждали, кто кого оборет.

Домрачеев с мрачным видом процитировал:

– «Все, от нас до почти годовалых, толковище вели до кровянки».

Он очень любил древнего поэта Высоцкого, из-за него, собственно, и начал петь.

– И что теперь? – Светлана прижала к себе сыновей. – Вы предлагаете идти к этому… толковищу?

– Инъекцию, Павлыш! Или таблетку! Чем раньше мы с этим закончим, тем лучше. В том числе, для вашей пациентки. Давайте, ну же!

– Действуй, Слава, – кивнул Домрачеев. – А вы, бойцы, знаете, где находится это ваше толковище?

– Я не отпущу их! Борис!..

– Мы пойдем все вместе. Неизвестно, где им безопаснее: здесь или там. – Урванец-старший достал из вороха принесенных вещей узкий кожаный пакет и развернул его. – Эти штуки называются «ассегаи». Не спрашиваю, умеет ли кто-нибудь пользоваться, просто держите при себе.

– Не будем ли мы выглядеть… э-э-э… слишком вызывающе?

– На это, – спокойно ответил Борис, – я, в общем-то, и рассчитываю.

//-- 8 --//

Они шли в сгущавшихся сумерках по сухой, хрусткой траве и негромко перебрасывались фразами, пустыми и бессмысленными. Ассегай непривычно оттягивал руку, Павлыш то и дело перекладывал его из одной в другую, но все никак не мог к нему приноровиться.