Александр Белый - Мореход

Оглянувшись, заметил внимательный и укоризненный взгляд Иланы, после чего посмотрел на Лагоса, затем на выражение лица несчастного Шина, который в моих глазах опустился по самое не могу. Мне глубоко наплевать, что после моего отказа он будет опущен в глазах прочих аборигенов, но махнул рукой и принял решение к обоюдному удовлетворению сторон.

— Эх, твою мать, ведьмины штучки! — воскликнул в сердцах, с минуту подумал, затем вытащил из арбы мерило «имперский шанг» и сунул Шину в руки, украдкой сделав наладонником несколько снимков.

— Это таким образом снимается мерка, так что к следующей зиме получишь железный доспех, подогнанный по размеру, — разъяснил ему.

— Моя полуцит самый луцций зелезный доха?! — узкоглазое лицо Шина засияло счастьем, — Твоя привезёт, всем сказу!

К моменту прощания с довольными аборигенами поспел завтрак, а ещё через полчаса наш караван тронулся в обратный путь.

Переход через тайгу, длиной в полтысячи километров прошёл спокойно и совершенно без каких либо эксцессов, в дороге на нас никто не нападал, ни люди, ни дикие звери. О коммерческих результатах похода говорить было рано, мы лишь вышли к степи и впереди ожидал ряд незавершённых дел, но уже сейчас нужно отдать должное честности дикарей: за выданные в долг товары они рассчитались полностью.

Река, ледяной покров которой прослужил нам отличной транспортной артерией для проникновения вглубь таёжной страны, сделала петлю и повернула на запад, навстречу с Большой рекой. А наш караван выбрался на пологий берег и, оставив за спиной поросшую исполинскими деревьями тайгу, двинулся на юго–восток, в направлении далёких гор. К их подножью надеялись добраться в течение девяти дней, тем более что идти обратно было гораздо легче, теперь ветер дул не в лицо, а в спину. Но, как говорит Лагос, мы предполагаем, а боги располагают.

На поросшей подлеском и кустарником границе тайги и степи температура воздуха неожиданно понизилась до двадцати пяти градусов мороза, северный ветер задул сильнее, и над нами стали сгущаться тёмные свинцовые тучи. Сначала замела позёмка, а затем завьюжило колючим снегом, погода портилась прямо на глазах.

— Часа через полтора нас нагонит буря, — обеспокоено сказала Илана.

— Господин! Господин! — с передней арбы кричал мальчишка Хуа, — Пурга идёт!

— Что идёт? — придержал нервно похрапывающего Ворона и переспросил у него.

— Пурга! Злой ветер будет выть, как волки, и надует много плохого снега.

— А почему плохого?

— Потому, что он очень холодный, — ответил мальчишка и натурально вздрогнул, — надо делать лагерь, господин.

— А пурга, это надолго?

— Может быть целая рука дней.

— Не рука, а пять дней, — чисто механически поправил его.

— Да, господин, до пяти дней, — мальчишка утвердительно кивнул головой.

— Ничего себе! — воскликнул подъехавший к нам Лагос, — В мои прошлые поездки сюда снегопады были, не без того, но в такую катавасию попадать не приходилось.

— Останавливаемся и ставим лагерь? — спросил у него.

— Да! — он вырвался вперёд и стал лошадью теснить вправо тупо бредущих вперёд волов, — В круг! В круг!

Мы разместились рядом с густым и высоким кустарником, а в качестве ограждённой стоянки получился не круг, а вытянутый эллипс. Люди знали, что делать: по давно укоренившейся привычке загоняли лошадей и выпряженных волов к месту вероятного пастбища, в данном случае вглубь небольшого перелеска и укрывали их большими попонами, которые подвязывали под брюхом, чтобы не свалились. Я же, как обычно, в радиусе ста пятидесяти метров от центра дислокации объезжал лагерь и расставлял, а затем активировал «пугала».

Застучали топоры, парни рубили валежник и кусты, устраивая между деревьями подобие ограды для животных, это по задумке деда Котяя должна быть хоть какая‑то защита от ветра и метели. Освободившиеся воины стали устраивать походную кухню, натянув тент с подветренной стороны, вытаскивали и разжигали жаровни, а женщины Лагосового семейства приступили к приготовлению пищи. Воительницы без моего повеления или просьбы Иланы никакими общественными делами не занимались, и сейчас в закреплённой за ними арбе готовили себе место для длительного отдыха.

Теперь на снегу никто не спал, лишь на санях под тентом. На стоянке пустые бочки ставили друг на дружку, после чего спальных мест в девяти арбах для двадцати двух человек было более, чем достаточно.

— Мы застряли на трое суток, — уверенно сказала Илана.

— А что будет в более далёком будущем? — спросил у неё.

— А дальше не вижу, ведь я не могу видеть будущее буквально. Так, кое‑что чувствую.

После боя с каторжниками в качестве трофеев нам достались четыре целых арбы и девять волов, то есть, один оказался как бы ни у дел, но мы его в караване оставили, и он плёлся на привязи за крайней арбой. Когда Илана вернулась от ведьмы, и мы двинулись в обратный путь она, глядя на этого бредущего вола, вдруг с сомнением в голосе сказала:

— Знаешь, Рэд, мне кажется, что он в дороге падёт, его аура блекнет, над ней тень смерти.

— Как это, тень смерти? Раньше ты ничего подобного не видела.

— Тётушка Эо научила.

— Странно, — сказал тогда ей, — а на вид такой крепкий бык.

Всё это случилось несколько позже, но не доверять её предчувствиям у меня причин не было. И не только у меня, все остальные члены нашего маленького коллектива относились к любому её слову с абсолютным доверием. Вот и с продолжительностью непогоды она нисколько не ошиблась.

Три дня и три ночи держался крепчайший мороз и противно выл ветер, заметая нас таким густым снегом, что через несколько шагов даже средь бела дня не было видно ни зги. Арбы были засыпаны до крыши, и со стороны наш лагерь выглядел, как большой сугроб. Но даже при такой погоде девчонки пищу готовили дважды в день, а парни пытались обихаживать сгрудившихся в укрытии волов и лошадей.

Больше всего непроизвольно появившегося свободного времени проводили в спальных мешках, мучаясь от безделья, поэтому возможностей проанализировать дни прошедшие, и помечтать о днях будущих было много. За время путешествия наши молодые воины сильно изменились. Да что там говорить о ком‑то, когда я сам, попав под пресс реальных жизненных обстоятельств, стал смотреть на многие перипетии бытия совершенно иначе.

Илана тоже здорово поменялась, особенно после общения со старой ведьмой, у которой, кстати, почерпнула серьёзные знания и умения. Теперь она видела движение потоков внутренней энергии любого живого существа, и могла на них оказывать влияние. Таким образом, стала не только настоящим диагностом, но и неплохим врачевателем–телекинетиком. А ещё научилась «заговаривать зубы» или, выражаясь по–научному, расширила собственные гипнотические и нейролингвистические способности. Например, уговорила деда Котяя, что никакие зубы у него не болят буквально за одну минуту. Но лично я в первую очередь обрадовался другой её ранее совершенно забытой способности — весело и заразительно смеяться.