Майкл Флинн - Река Джима

— Они кажутся вполне мирными, — сказал ему Донован.

Дикарь пожал плечами.

— Тогда я всего лишь не посплю пару часов, потом Поули сменит меня. Лучше быть осторожным, чем беззаботным.

Донован подсел к Теодорку.

— Знаешь, Тедди, сначала я сомневался, но ты оказался хорошим человеком. Разобравшись с теми воинами арф, ты доказал свою справедливость и отвагу.

— Ага. Я хороший. Дома мы называли это добычей славы. Законом наименьшего усилия. Плохо, когда приходится убивать друга. Это тяжко.

— Да, — спустя мгновение отозвался человек со шрамами, — думаю, так и есть. Но я знаю, что еще тяжелее.

— И что?

— Предавать друга.

Дикарь задумался.

— Но иногда ты оказываешься на другой стороне. Как Арджуна или Кухулин — Изначальный Гончий древних времен. Тогда тебе приходится это сделать. Мне бы очень не хотелось убивать Поули. Он нормальный парень, и мне понравился тот трюк с разрубанием стрелы в воздухе.

— Я не понимаю. Между жителями равнин и гор какая-то кровная вражда?

Теодорк пожал плечами.

— Ложись лучше спать, босс. Завтра большой праздник.

Мéарана тоже бодрствовала, глядя из дверей Длинного дома на сиявшую все ярче синюю звезду. Донован остановился возле нее.

— Конец близок, — сказал он.

Арфистка кивнула, но не ответила.

— Боишься того, что найдешь?

Она скрестила руки на груди и вздрогнула, когда Донован опустил ладони ей на плечи.

— Может, мы с тобой закончим то, что начала она, — произнес он.

— Меня не интересует механизм старого Содружества. Думаю, это важно, но…

— Я говорил не об этом.

— О! — Мéарана прижалась к его груди. — Хотелось ли тебе в детстве чего-то, чего у тебя никогда не было, но хотелось тем сильнее именно потому, что не было?

Донован не помнил своего детства, но ответил «да», ибо это звучало правильно.

— В ее уходе не было ничего необычного, отец. Просто записка: «Скоро вернусь». Хотелось бы побольше слов. Ей следовало сказать больше.

— Никогда не знаешь, когда настанет последний раз. Никто не знает. Но не первый. Здесь все иначе. Ты назвала меня «отец».

Арфистка прижалась крепче.

— Раньше я не была уверена, пока не захотела просто поверить.

— Пару раз тебе почти удалось. Поначалу я боялся, что это случится. Потом боялся, что нет.

— Полагаю, сейчас я должна броситься тебе на шею.

Донован рассмеялся, и, в отличие от смеха Фудира, слышать его было приятно. Он поцеловал ее в лоб и сказал:

— Я всегда надеялся, что дело с Танцором закончится чем-то хорошим. Я рад, что так и случилось.

Из дремы его вырвал Ищейка:

«Донован! Фудир! Силач! У нас проблемы!»

Он сонно приоткрыл глаза. В открытые окна вливался красный рассвет.

— В чем дело?

«Староста сказал: „Мы несем самые ценные сокровища и складываем их в Вагину Мира, дабы их поглотила любовь“ », — напомнил Педант.

«Это значит, что их испепелит энергетический луч»-.

— Да. И?..

« Чейн уверила нас, что оорах считают гостей своим самым ценным сокровищем».

«Это значит…»

— Вот дерьмо!

— К тому же крайне глубокое, — добавил Фудир.

«Дверь — единственный выход из дома. Лестница через террасы — настоящий лабиринт. Нас семеро против нескольких тысяч», — ударился в панику Внутренний Ребенок.

— Они станут использовать силу?

«Ради своего бога? Конечно».

« Вооружение ?»

— У Билли и у нас есть парализаторы, оба полностью заряжены. «Девятка» Тедди. У Мéараны пневматическая винтовка, а у Софвари игольник, если он и его не потерял. Ножи у каждого. У Мéараны их три, два среди поклажи. У Поули и Тедди длинные мечи. У Водного Стебля только нож.

«И все это против нескольких тысяч?»

«Внушительная плата паромщику, но все равно без шансов».

Донован закрыл глаза… и увидел девушку в хитоне. «Отсюда есть выход», — сказала она мелодичным голосом.

Староста пришел после второго утреннего часа в сопровождении девушек, усыпавших путь лепестками, музыкантов, игравших утреннюю рагу, и нескольких здоровяков-послуш-ников.

Мéарана через Донована сказала ему, что желает отдать богу самое ценное сокровище: свою арфу. Тедди назвал свой лучший меч. Остальные не сказали, есть ли у них сокровища, — у Донована оно было, но он не собирался жертвовать, — но согласились проводить друзей к горе подношений. Их с двух сторон обступили девушки с цветами и здоровяки-послушники, за которыми встали музыканты, и под их пение процессия вышла из дому.

Тедди и Поули тоже запели, на собственных языках, вразлад с остальными. Те слова, что мог понять Донован, звучали непристойно, но учитывая то, чем оорах считали энергетический луч, казались уместными.

Музыкант играл на инструменте, известном Доновану как укулеле, но здесь его называли «иштар». Он играл рагу в ала-пе — медленно, импровизируя, постепенно добавляя по новой ноте. Педант напомнил, что алап мог длиться часами, и Ищейка задался вопросом, есть ли у них столько времени.

— Мы не знаем, когда он начал играть, — возразил Фудир.

Выйдя на дорогу, иштарист ускорил темп до джора, и идущий возле него мужчина с таблой стал отбивать ритм. Донован сказал своим компаньонам на галактическом:

— Когда он ускорится до джала, все начнет происходить очень быстро.

По пути Донован увидел статуи всех шестидесяти трех святых. Ищейка сказал ему, что это, должно быть, прежние жертвы. С каждым новым прохождением бога предпоследнюю по старшинству статую расплавляли и переделывали по образу новой жертвы. Их собственные дети. Иногда старики. Неудивительно, почему они радовались гостям.

— Слава богам, — сказал Фудир, — что бан Бриджит прибыла в неподходящий сезон.

Должно быть, Бавьо, как и Чейн, всё знали, но Донован не стал проклинать их. Эмрикии, вероятно, приняли их желание найти Оор за готовность принести себя в жертву. Возможно, это спасло отдаленные фермы от кровавого налета с гор.

Груда подношений стала высокой, но, учитывая размеры кольцевой деревни, не особо. Доновану происходящее напомнило жертвоприношения Ньютону, которые ему пришлось видеть, когда быка сбрасывали с покосившейся башни, чтобы он разбился о плитку внизу или — более гуманный способ — погиб от упавшей на голову тяжести. Было важно, чтобы животное убила гравитация. Требуху и рубец сжигали для бога, а вкусное мясо — зад, бока и филей — вырезали и раздавали беднякам. Так что ребенок из Оора мог преподнести любимую игрушку, но только ту, с которой он играл долгое время.

Возле груды на привязь посадили дворняжку. Заметив, как расстроилась арфистка, Тедди обернулся и крикнул Доновану, попросив перевести:

— Я посвящаю этот меч, Добрую Рукоять, богу! — И едва слышно добавил: — Избирающему поверженных.