Генри Каттнер - Долина Пламени (Сборник)

Но лыски оставались меньшинством.

Нужен был всего лишь провоцирующий фактор — и параноиды изо всех сил старались его обеспечить.

Коуди взглянул вверх, на серый каменный небосвод пещеры, и достал ключ к двери в комнату своей жены. Уже вставив ключ в замочную скважину, он задумался — на этот раз не из-за нерешительности, а представив, что, скорее всего, ожидает его внутри. Между бровей у него пролегла складка: морщины давно появились у него на лице, да так и застыли благодаря постоянному напряжению, не отпускающему всех лысок с той минуты, как они переступили порог пещер.

Каменное небо прижимало к земле и удерживало такие сложные лабиринты мыслей, отражающихся от стен, переплетающихся и сцепляющихся, напоминающих вавилонское столпотворение «Вавилонская Пещера», — мысленно усмехнулся Коуди и, решившись, повернул ключ в замке. Внутри одно вавилонское столпотворение сменится для него другим. Стены плохо укрывают от облаков застарелой, угрюмой обиды, идущих снаружи, но внутри было нечто, что ему нравилось еще меньше Однако он понимал, что не может отправиться, не повидав Люси и ребенка.

— Джеф? — послышался жалобный голос Люси.

Он отнес бутылку виски в спальню. Она лежала на спине поперек кровати, рыжеватые волосы ее были распущены, ноги в чулках упирались в стену. На щеке, ближе к уху, виднелись следы высохших слез, но ресницы сейчас не были влажными. В углу спал ребенок в коконе своих бессвязных, как у животного, мыслей. Ему снились тепло и огромная, всеобъемлющая, медленно шевелящаяся мягкость — сны, не имеющие формы, только настроение и эмоции. Его пропорциональная головка была покрыта светло-рыжим пушком волос.

Коуди посмотрел на Люси.

— Как ты себя чувствуешь? — услышал он собственный бессмысленный вопрос.

Не сделав ни малейшего движения, она скосила глаза и взглянула на него из-под полуприкрытых век — каменным, страдающим, ненавидящим взглядом. Пустой стакан стоял на столике у кровати, до которого она могла дотянуться своей безвольной, нетвердой рукой. Коуди шагнул вперед, откупорил бутылку, и в стакан потекла янтарная струя. Два дюйма, три. Она не говорила, когда хватит. Он остановился на трех и поставил бутылку.

— Тебе незачем спрашивать, как кто-то себя чувствует, — сказала Люси тусклым голосом.

— Я не читаю твоих мыслей, Люси.

— Ну, как же. — Лежа на покрывале, Люси пожала плечами.

Коуди не ответил, повернувшись опять к спящему ребенку. Но Люси села с такой стремительностью, что кровать застонала, а Коуди вздрогнул: движение было настолько внезапным, что он даже не уловил в ее мозгу намерений.

«Он не твой. Он мой. Целиком мой, такой, как я, моя раса. Никакой… — Она продолжила мысль: — Никакой примеси в его крови. Не урод. Не лыска. Красивый, нормальный, здоровый, чудесный ребенок…» — Она не произнесла этого вслух, но в этом и не было нужды. Люси остановилась было посередине мысли, но затем сознательно позволила ей течь свободно, зная, что это то же самое, что говорить вслух. Под конец она добавила бесцветным голосом:

— Надо полагать, ты и этого не слышал.

Молча он протянул ей стакан с виски.

Прошло уже пять лет с того дня, когда на Секвойю была сброшена бомба. Пять лет с тех пор, как пещерная колония видела дневной свет — возможно, последний раз в жизни. Люди, согнанные из Секвойи в пещеры, угрюмо устроились на новом месте, кто покорно, кто с обидой — в зависимости от темперамента. У них были все удобства, возможные в подземной жизни, которые могли предоставить хозяева пещер. Они были удовлетворены настолько, насколько этого могли добиться квалифицированные психологи, которые читали их мысли и узнавали их нужды чуть ли не прежде, чем они принимали конкретную форму. Но они были пленниками.

Смешанные браки появились уже через несколько месяцев после пленения. Это был один из широкомасштабных экспериментов, который мог быть проведен лишь в пещерах при таких контролируемых условиях. Отчасти он служил и для того, чтобы продемонстрировать людям добрые намерения, чтобы они не чувствовали себя такими уж пленниками.

Ни один телепат, в сущности, не стремился к браку с нетелепатом. Процент привлекательных партнеров среди нетелепатов не ниже, чем среди лысок, однако люди, не обладающие телепатическими способностями, лыскам представляются ущербными, как если бы симпатичная молодая девушка, прекрасная душой и телом, была слепой и глухонемой. Она может общаться с другими посредством какого-либо специально разработанного языка, но стена между ней и другими все равно остается почти непреодолимой.

И еще один дополнительный фактор: каждого человека, начавшего свою жизнь с прекрасной наследственностью и в благоприятном окружении, неизбежно, хотя и медленно, окутывает мрак тюремного одиночества, являющийся следствием жизненных проблем, которые обычному человеку, даже не сознающему этого, не удается разрешить. С лысками все иначе. У них всегда есть готовые прийти на помощь друзья, всегда есть разумы, на которые можно опереться в минуты кризиса и неуверенности. Постоянно действует принцип взаимоограничения и взаимозависимости, так что ни один лыска не страдает от внутренних затруднений, от тех едва заметных облаков растерянности и недоумения, которые омрачают счастье всех остальных людей. В телепатическом сознании сравнительно мало невыметенных уголков, загроможденных старым мусором сомнений и страхов, а это способствует гармонизации личности, недостижимой для нетелепата.

Безусловно, у телепата может развиться психоз — но только в том случае, когда он в течение долгого времени испытывает такой стресс, который нетелепат способен выдержать лишь очень короткое время. (Параноиды принадлежали к другой категории: наследственность играла здесь важную роль.)

Поэтому брак между лыской и нетелепатом является, в лучшем случае, браком между человеком сметливым, восприимчивым, полностью отдающим себе во всем отчет, и человеком, чьи мысли неясны и спутаны, неспособны к полноценному общению и где-то внутри, на каком-то уровне, всегда таящим скрытую, неосознанную обиду.

К настоящему времени, тем не менее, почти все достигшие брачного возраста женщины нетелепаты в пещерах успели получить свою долю ухаживания и выйти замуж за лысок. Конечно, при этом они неизбежно оказались замужем за шпионом, услужливым, но не всегда принимаемым ими психоаналитиком, и, что самое Главное, за потенциальным отцом других лысок.

Их ген был доминантным, и это означало, что дети чаще всего рождались телепатами. Только в том случае, когда супруг-лыска наряду с доминантным телепатическим геном имел и рецессивный нетелепатический ген, ребенок мог оказаться нетелепатом.