Денис Ватутин - Легенда вулкана

Я заметил движение руки противника к поясу — за пистолетом. Мы оба пыхтели, как паровые котлы, я старался максимально слиться с ним, чтобы уменьшить вероятность стрельбы. Перехватив свой автомат, я ударил противника прикладом по кисти руки. Он взвыл и заехал мне рукой с тяжелой перчаткой в живот, но я успел сгруппироваться и вцепился ему в ворот комбеза. Он отчаянно упирался, пытаясь схватить меня за шею, а затем так сильно боднул меня шлемом, что я испугался: не треснет ли забрало? Голова загудела, отклонившись назад. Я даже не видел его лица за тонированным стеклом его шлема — для меня сейчас он был безликим нападающим, и мне было плевать. Музыка в моей голове перешла в ритмичный забористый шквал, пульсирующий в висках. Я опять различал перед глазами какие-то пятна и светящиеся нити. Я жил совсем в другом месте, в пространстве неясных ощущений и инстинктов. Все вокруг двигалось и пульсировало в ритме танца.

Спину неприятно холодило, я ощущал опасность сзади. Я старался действовать, как оживший музыкальный эквалайзер, как умная и расчетливая машина, смысл жизни которой — уничтожение, названное в более поздние века фальшиво подслащенным термином «зачистка».

Тело охранника извивалось, и вдруг он провел резкую подсечку под колено. Я повалился на спину, продолжая стискивать мертвой хваткой его ворот. Он качнулся на меня, а я приземлился на собственный зад. В ту же секунду вновь раздалась трель автоматной очереди, и я едва успел прикрыться телом нападавшего, которое вдруг конвульсивно дернулось и обмякло, придавив меня своим весом к полу.

Я отбросил его вбок, а сам резко откатился в сторону, к внешней стене, за какое-то стальное перекрытие. Едва я привстал на колено и вскинул ствол автомата примерно в то место, откуда были выстрелы, прямо перед прицелом, метрах в пятидесяти, между нагромождениями ящиков я заметил двух мерцающих слабым зеленоватым светом охранников. Их руки сжимали оружие, направленное в мою сторону.

Это длилось какие-то мгновения, за которые под рычащее завывание электрогитары в моей голове пронеслась масса впечатлений и мыслей. По коже выступил ледяной пот. Первая мысль… даже не мысль — слепок инстинкта: допрыгался! Сейчас будет два светящихся пунктира… в меня… боль… страх… доли секунды… темнота. Эти доли секунды промедлил один из них — как раз тот, который, по моим неутешительным ощущениям, должен был ответить мне на мою очередь в голову его напарника. Кончик мушки лег на первого, и, надавливая на курок, я инстинктивно вжался в стену, ожидая пули, готовый повалиться набок.

Мой автомат вздрогнул, я стиснул зубы и зарычал, чтобы выпустить наружу хоть часть бешеного пульса сердца, готового в любое мгновение прерваться…

Охранник отлетел назад, и я дрогнувшими руками резко перевел ствол на другого, потрясенный тем, что меня еще не срезала его очередь. Он задержался секунды на полторы, тут же сыграв свою последнюю роль — роль живой мишени. Он вскинул руки и повалился набок, выпустив веером короткую очередь, звонко ударившую в груду железных бочек. Боги марсианские, спасибо вам! Простое везение, блин! Я ошибся в выборе позиции, и это могло стать только что моей последней в жизни ошибкой!

Тысячу раз обругав себя безмозглым цербером, я отскочил под прикрытие нескольких пустых железных бочек и замер.

Стояла пронзительная тишина и снаружи, и в наушниках, даже музыка затихла. А меня колотило — только сейчас до меня дошел страх, который я должен был испытать несколько секунд назад. Меньше всего мне хотелось сейчас выходить из укрытия и проверять, кто здесь еще остался. Да и помещения-то я толком не разглядел: ясно было одно — оно просторное и с высоким потолком, под которым висели грузовые лебедки на рельсах.

Трюк с насаженным на ствол шлемом, который я осторожно высунул из-за своего укрытия, ничего не прояснил, даже когда я повторил его дважды.

Я рискнул и высунул шлем уже со своей головой внутри, — за рядами ящиков и бочек, в призрачном свете, на открытом месте темнело несколько крупных силуэтов. Они сильно напоминали геликоптеры, покрытые брезентом. Это зрелище меня немного ободрило.

Я, стараясь не шуметь, пригнувшись чуть не до пола, обошел груду бочек с темной стороны, по стене. Вдруг в освещенной части пространства кто-то шагнул вперед во весь рост. Я вскинул автомат и услышал в наушниках знакомый голос:

— Странный, ну ты живой или нет? — Это была Лайла.

— Да, — ответил я как можно спокойнее, делая шаг ей навстречу на ватных ногах.

— С тобой просто приятно иметь дело, — сказала Лайла.

Было ощущение, что ее этот короткий бой совершенно не тронул. Выглядела она как заправский герой кинобоевика. Я заметил, что в руках она держит уже два пистолета: один свой, а второй, здоровенный — старинного образца АПС [17] Автоматический пистолет Стечкина. Промежуточный вариант между пистолетами и пистолетами-пулеметами — одно из самых удачных творений советской эпохи. Имеет возможность как одиночной, так и автоматической стрельбы. Отличается убойной силой, большим весом и увеличенной емкостью магазина. , который неясно как помещался в ее маленькой ладони. На плече ее болталась FN P90 [18] Бельгийский пистолет-пулемет, разработанный в 1986–1987 годах. Имеет нестандартный и удобный эргономичный дизайн. . В очередной раз я поразился, насколько не вяжется внешний облик этой девушки с ее способностями: кажется, ее атака была более результативна.

— Странно, — сказала Лайла, — их тут и на отделение не набралось… может, это не все?

— Ирина, — сказал я в шлемофон, — ты как?

— Нормально, — тихо ответила она, — а ты?

— Все в порядке, — ответил я, глубоко вздохнув. — Сейчас я подойду.

— Спасибо, Дэн, что про гранату сказал, — сказала Лайла.

— Дело-то житейское, — ответил я, постепенно приходя в себя и прислушиваясь к отзвукам удаляющейся в тишину странной музыки, которая играла у меня в голове все это время.

Я провел Ирину к вертолетам, стараясь обвести ее вокруг лежащих на полу мертвых тел. Всего их оказалось девять.

Вертолеты стояли на подвижных платформах с рельсовым ходом, сложив назад лопасти своих двойных винтов, словно и действительно были спящими птицами. Толстый слой пыли на брезенте ясно говорил, что они спят уже давно, и будить их не было никакой необходимости. Их было четыре: два покрупней и два поменьше. Это были боевые машины — по краям, словно короткие крылья, торчали орудийные стойки.

В воздухе стоял запах порохового перегара, смешанный с привкусом чего-то горючего вроде керосина.

Лицо Иры под открытым забралом казалось серым и угрюмым. Мы озирались по сторонам: вертолеты упирались носами в высокие трехстворчатые ворота. В правом углу виднелся ярко освещенный проем двери.