Борис Стругацкий - OFF-LINE интервью с Борисом Стругацким

Здраствуйте, Борис Натанович! Бессильные мира сего – вопрос: Что ЗА странные вопросы страх-агента? Что именно агент обсуждает с сыном? Сенсей был зависиМ от него?

Dima < ben6100@mail.ru> Rehovot, Israel - 08/26/11 19:50:02 MSK

Сэнсей ценит отца и побаивается его. Отец сделал его бессмертным и, возможно, научил его «видеть калитку в стене». Но скрывается в этом странном и страшном человеке что-то неуловимо опасное и зловещее. Он хочет, чтобы сэнсей занялся «перспективной девочкой». Сэнсей против, но помнит, что «папаня» способен как-то повлиять на несчастную судьбу его жены... Отношения этих двух необычных человеков (человеков ли?) завязаны в тугой узел, но узел этот лежит за пределами сюжета, он важен только для того, чтобы стало ясно, в каком напряжении пребывает сэнсей и почему чудится ему, что «совершенно нет времени». «Бессильные мира сего». Они, казалось бы, могут так много, и – не могут ничего.

Здраствуйте, Борис Натанович! Как Вы относитесь к таким людям, как Семен? Он ведет себя безответственно, причиняет страдания его семье и его друзьям. Есть ли его прототип? Как Вы думаете, моральные соображения оправдывают его поведение?

Dima < ben6100@mail.ru> Rehovot, Israel - 08/26/11 19:50:06 MSK

Не помню, кто такой Семен. Ничего про него не знаю.

Доброго здоровья, Борис Натанович! Когда я слышу новости катастрофического характера – где-то трясет чуть не на девять баллов, где-то смерчи, причем там, где их и быть-то в природе не должно, где-то затапливает гигантские территории, где-то вулканический пепел не дает нормально работать самолетным движкам, то всегда вспоминаю «За миллиард лет до конца света», вот сидит Малянов перед Вечеровским, и крепко прижимает свою папку, и пока не отдает. «...Массированность и малоприцельность... Может быть, сейчас где-нибудь за муринским ручьем дом обрушился – целились в меня, а попали в дом, а мне и невдомек...» Может, когда-то это и была фантазия братьев Стругацких, но сегодня это самая что ни на есть реальная реальность, и человечество дает миллион поводов к такой реакции мироздания. Как Вы считаете, такая теория имеет право на существование?

Э. Алескеров Баку, Азербайджан - 08/31/11 13:41:49 MSK

Вообше говоря, на существование имеет право любая теория, подтверждаемая фактами и фактами не опровергаемая. Но не совсем понятно, что в данном случае является «теорией». Представление о Гомеостатическом Мироздании? Но у авторов это представление изложено слишком расплывчато и не строго. Как завязка фантастического сюжета это годится вполне (встречаются завязки и пожиже), но как основа не теории даже, а самой что ни на есть предварительной гипотезы... Нет, не тянет. Впрочем, ничто и никому не мешает считать эту фантазию теорией. Обоснована она из рук вон плохо, но и опровергнуть ее будет нелегко, – именно в силу ее расплывчатости.

Глубокоуважаемый Борис Натанович! Перед тем, как задать вопрос, позвольте признаться в любви. Хоть я убеждён, что таких признаний Вы получаете много. Я поймал себя на том, что по любому поводу, в любой дискуссии обращаюсь и апеллирую к Стругацким. Свои любимые книги – УНС, ХС, ПНО, ЗМЛДКС, СОТ, ТББ знаю почти наизусть, часто цитирую, и от текстов этих по-прежнему получаю почти физическое наслаждение. Я привил вкус к Стругацким сыну и дочке. Не такую страстную любовь, как у меня, но им нравятся книги АБС. А дочка, которой легче читать на иврите, обнаружила, что лишь одна книга, к сожалению, переведена на этот язык – «Пикник на обочине» (Пикник бэ шулей ха-дерех), и с удовольствием прочитала. Я считаю братьев Стругацких одними из крупнейших мыслителей ХХ века. Я убеждён, что лучшая их вещь – «Улитка на склоне» – произведение нобелевского уровня, неяноминированное наяпремию лишь из-за задержки с публикацией. Если бы не книги АБС, я был бы другим. Моё мировоззрение сформировалось под сильнейшим влиянием книг АБС. Я обязан АБС очень многим в своей жизни, характере и даже удаче. СПАСИБО! Теперь вопрос. Многие известные писатели исследовали природу тоталитаризма. Оруэлл, Хаксли, Замятин, Кёстлер. Добавим сюда документальные исследования – Солженицына и Конквеста. Но художественные исследования тоталитаризма в книгах АБС представляются мне наиболее эффективными, оказавшими влияние на наибольшееячисло читателей. Скажите, Борис Натанович, как изменялись Вашияи Вашего брата взгляды на явление тоталитаризма, как приходило понимание сути явления, какие произведения оказалиянаибольшее влияние на Ваши политические и общественные взгляды? Понимаю, что при ответе на этот вопрос можно написать подробную автобиографию, но буду благодарен за любой ответ.

Игорь Слуцкий Петах-Тиква, Израиль - 08/31/11 13:41:56 MSK

Во-первых, благодарность Вам за добрый и теплый отзыв о нашей работе. Поверьте, такое читательское признание дорогого стоит, – как бы писатель читательским вниманием ни был избалован. Что же касается тоталитаризма... Ответить на Ваш вопрос трудно не потому даже, что отслеживать перипетии собственной «эволюции» это примерно то же, что пресловутой сороконожке отвечать на вопрос, с какой именно ноги она начинает движение вперед. Трудно потому, что времени прошло немерено много, и в памяти стоит такая каша из реальных событий, «ловких» (якобы хорошо все объясняющих) воспоминаний и явных домыслов, ставших с годами «несомненной правдой» (правдой по внутреннему убеждению), – что разгрести эту кашу и разобраться, где в ней что, ну, попросту невозможно. Могу сказать только, что и Кестлера, и Оруэлла, и Солженицына я прочел уже тогда, когда все основные мои представления о сути и возможных формах тоталитаризма сложились полностью. Названные книги не сформировали моего мировоззрения, – они блистательно «поддержали» его, укрепили в сознании, удостоверили его, мировоззрения, правильность. Эту «науку» я проходил в конце 60-х, начале 70-х годов. И мне кажется, что ничего действительно, существенно, принципиально нового я тогда не узнал. Много новых фактов, великое многообразие красок и эмоций, высшая школа ненависти и ужаса, – но, по сути, никаких новых идей, никаких фундаментально новых представлений. Понадобился еще добрый десяток лет, чтобы нащупать тот краеугольный камень, на котором зиждется по крайней мере наш, российский, советский, отечественный тоталитаризм, – застойно-феодальный менталитет наш, «пережитки феодализма в сознании», затхлое наследие пятисотлетнего рабства-холопства. Это осознание сыграло для меня огромную роль, – оно, если угодно, озарило (мрачным светом) закоулки ближайшего будущего, – но откуда взялось оно, как сформировалось, почему так поздно? Не знаю. Было много обсуждений и вообще разговоров с умными людьми; какие-то книги читались; реальная жизнь перла паровозом... Не знаю. Ничего толком сказать не могу. Так же, между прочим, как и о том, откуда взялись в моем сознании самые первые представления о тоталитаризме, азы мировозрения, превратившего молодого комсомольца-сталинца в убежденного врага тоталитаризма. Какие-то книги читались, бушевали дискуссии (с умными людьми, равно как и с людьми битыми, поковерканными, «знающими»), пел Галич, – и жизнь, разумеется, перла паровозом и грохотала пражскими танками... Эволюция.