Андрэ Нортон - Странствующий по Вуру

Мы уже находились напротив пятого от начала желоба с растениями, когда я неожиданно остановился. Перед нами были те же цветы, которые наблюдали за нами в погубленных Тенью поселках. Здесь цвет у них не такой яркий, и сами цветы меньше. Но несомненно, это тот же вид. К тому же, когда мы приблизились, все цветы повернулись к нам головками и началось бесконечное движение и кивание, не вызванное ветром.

По какой-то причине здесь цветы казались более зловещими, чем под открытым небом – может, потому, что здесь они у себя дома (как давно они были посажены и кем?), а в разрушенных поселках они производили впечатление забракованных и брошенных. Их необычно мясистые стебли производили шелестящий звук: это цветы терлись друг о друга в своем непрерывном движении.

И снова мы постарались держаться от них подальше. Далее следовала целая секция ящиков с высохшими мертвыми стеблями. Над ней балки не светились. Здесь мы шли свободно, гары тоже пошли быстрей, потому что не нужно было избегать растений.

Не могу сказать, сколько времени мы шли – сначала в чащобе, потом в этой подземной теплице. Однако я считал, что нам пора отдохнуть. Илло согласилась: мы ведь не знаем, что ждет нас впереди. Здесь, среди пустых ящиков с почвой, безопасно разбить лагерь. Гары, освобожденные от поклажи, легли: пастись здесь все равно невозможно. Я дал каждому из них по лепешке, а четвертую разломал на куски, и мы с Илло принялись их жевать, прислонившись спинами к одному из ящиков.

В этой части теплицы не только не было света – плывущие облака обходили это место. И мы были этому рады: не хотелось попадать под неожиданный дождь. И когда я посмотрел в это «небо», мне показалось, что далеко вверху я заметил переплетение линий – темный потолок.

Илло села не сразу. Вначале порылась в своем мешке и достала связку каких-то высохших кореньев. Тщательно разобрала их. Отложила два в сторону, еще с полдюжины разломала на кусочки, потом подошла к гарам и протянула ладонь с кусочками сначала Витолу. Тот принюхался с такой силой, что едва не сдул кусочки, потом вытянул пурпурный язык и слизнул подношение. Его спутники тоже охотно приняли свою долю.

Вернувшись, Илло протянула одну из оставшихся палочек мне.

– Это арсепал. У него много достоинств. Дикие животные ищут его и жуют. Он укрепляет, обостряет чувства и предотвращает инфекции. Хотелось бы иметь его побольше. Думаю, нужно проявить благоразумие и вооружиться против возможных неприятностей.

Корень обладал приятным запахом, чистым и свежим, и разгонял зловоние, которое доносилось от желобов с живыми растениями. Пожевав, я обнаружил, что хоть определенного вкуса корень не имеет, от него во рту создается впечатление чистоты. К тому же под действием слюны он стал мягким, его легко разжевать и проглотить.

Илло не стала сразу жевать свою порцию. Сидела и смотрела из нашего убежища у мертвых ящиков на живые, где слишком уж буйно разрослась эта нечисть. Мне в этот момент смотреть вперед не хотелось, хотелось лечь и уснуть – если только можно спать с таком месте.

– О чем ты думаешь? – спросил я наконец, главным образом потому что не мог уснуть, пока она сидит, зажав в руке корень, и смотрит туда, куда я смотреть не хочу. Почему-то я был уверен: она больше не наблюдает за растениями.

– О связи… – Она произнесла это с такой силой, что я очнулся. – Какова связь – между тем, что мы увидели сегодня, и Тенью? Кто впервые дал такое название угрозе – и почему? Могли просто назвать смертью, неизвестным или … – Она смолкла и продолжала смотреть вперед. И, может быть, видела то, что не видно мне.

У меня не было ответа, но она его и не ждала, а продолжала:

– Цветы – это первое доказательство существования такой связи. Зачем они в поселках? – Она широко развела руки, словно хотела схватить что-то и притянуть к себе. – Я хочу знать это! Должна знать! – Но тут состояние транса прошло, и Илло снова посмотрела на меня – так, словно снова увидела во мне личность. Впервые за все время она улыбнулась, маска исчезла, и передо мной была не целительница, а просто девушка.

– Когда я была маленькой, – даже тон ее голоса изменился и потерял поучительные интонации, – я читала ленты с рассказами. Старые, старые приключения, которые всегда новы – может, потому, что где-то в прошлом в них было зерно истины. Всегда женщина в беде. Ей угрожают все мыслимые опасности – чудовищные звери и злые люди. Но во всех испытаниях она никогда не теряет надежды, знает, что в конце концов добро восторжествует.

И еще в этих рассказах есть герой, могучий боец и работник, не знающий страха, для него опасность – это вызов, который он всегда готов принять. Вдвоем они проходят через множество приключений, сражаются мечом, умом и силой рук, пока зло не преодолевается и добро надевает корону победителя.

Иногда я думала, каково участвовать в таком приключении… – Она помолчала и продолжила:

– И вот я в нем участвую – и обнаруживаю, что ноги болят от ходьбы, что постоянно испытываешь холод страха и тебя не поддерживает знание, что все хорошо кончится. Да, приключения совсем не таковы, как рассказывают в этих лентах. – Я положил голову на руки и нарочно закрыл глаза. Конечно, я понимал, что я не герой и не проявлю героизм, если того потребуют обстоятельства. Мне показалось, что в ее словах есть оттенок насмешки – хотя, с другой стороны, она хочет сама приободриться. И в тот момент я был настолько эгоистичен, что пожелал: пусть продолжает и заодно подбодрит и меня. Но меньше всего мне хотелось обсуждать качества настоящего героя.

Я устал и готов был довериться гарам: они никогда крепко не засыпают, но всю ночь дремлют, просыпаются, чтобы попастись – даже здесь, где пастись нечем.

Здесь ночь и день одинаковы. Позже я проснулся, ощутив тяжесть на руке. Не вполне проснувшись, я слегка повернул голову и увидел, что Илло лежит рядом, прижавшись ко мне головой. Она крепко спала и дышала ровно и медленно. Но на лбу сохранялась морщина, как будто и во сне ее преследовали вопросы.

Я осторожно отодвинулся от нее, так что ее голова теперь лежала на моем мешке. Свет тот же самый; гары жуют жвачку, которая, должно быть, кончается. Когда я пошевелился, Витол открыл большие глаза, потом снова закрыл, вероятно, убедившись, что все в порядке.

Однако постепенно я почувствовал, что мир, который ощутил во сне, больше не существует. Сидел и с растущей тревогой разглядывал длинные ряды ящиков с живыми и мертвыми растениями. Что-то здесь есть – а гары, на которых я полагался, может быть, неблагоразумно, – это не видят и не чувствуют.

Но сколько я ни смотрел, заметных перемен не обнаружил: только туманные псевдооблака вечно движутся, все остальное тихо и спокойно. Но инстинкт, который вырабатывается у живущих на открытых равнинах, поднял меня. Я заглянул за один ряд, за следующий.