Андрей Богданов - В нужное время в нужном месте

Наконец обрез замолк.

Мир тотчас посерел и потускнел. Я еле стоял. Тело горело, будто с меня содрали кожу и прямо на голое мясо насыпали центнер соли. Плюхнулся в лужу с головой. Полегчало. Встал. И, медленно передвигая ногами, отправился к груде окровавленных тел. Сильно мутило и пошатывало. В голове туман. В глазах круги. Несколько раз падал. Поднимался. Опять падал. Не хватало воздуха. Не хватало сил. Я устал. Очень устал. Но надо идти. Все проверить. Если что – добить.

Выполз на берег. И в изнеможении сразу лег, закрыв глаза. Нет, гад, не возьмешь! А ну, вперед! Встать! На полусогнутых, поминутно поскальзываясь, подошел к горе окровавленных трупов. Ну? Где же карусели зеленых искр?.. А… Световое представление уже, наверное, закончились. Чересчур долго плелся.

Теперь надо искать трупы оборотней. Чтобы на сто процентов… Слава богу, они все рядом. Панды не успели их подмять мохнатыми тушами. Все. Все шесть. Молодцы. С характерными отверстиями во лбу. Какая полезная вещь эта шаровая молния! Здорово светит. Что бы я без нее делал? Теперь медведи. Считать их глупо и невозможно. Если молчат, значит – дохлые. Таковы уж наши мишки. Настоящие воины. Я окинул взглядом всю картину. Да, никто не шевелится. Подошел к ближайшей панде. Ничего себе мощность заряда! Медвежий череп насквозь прошит пулей. Вроде все. Овражье побоище закончено.

Я обессилено прилег на косматый труп медведя. Погладил его по спине. Прости, друг… Ты оказался в плохое время в плохом месте. Не то что я. Я ж ведь Фехтовальщик. Всегда в нужное время. В нужном месте.

Дышать с каждой секундой тяжелее. В груди раскаленный гвоздь. Интересно, это смерть? Небо вспыхнуло, шаровая молния с треском взорвалась.

И мир исчез.

Жажда и голод. Это первое, что я почувствовал. Потом услышал чужое дыхание.

– Привет, Фехтовальщик.

Я открыл глаза. Надо мной, широко расставив ноги, стоял мужчина лет сорока. В дорогом, идеально пригнанном камуфляже. Фигура тяжелоатлета. В руках АКМС-2020. На предохранителе. Огромная грива седых волнистых волос, глубоко посаженные угольки черных глаз. Орлиный нос. Густые, сросшиеся над переносицей брови. Высокий лоб. Тонкие губы. Широкие скулы. Волевой подбородок. Даже чересчур волевой. Как у Муссолини на карикатурах. Голос спокойный, интонация немного ироническая.

– Привет, оборотень, – в тон ему ответил я и попробовал пошевелиться.

Увы, без особого успеха. Толково связали, черти. Умело и бережно. Руки где-то сзади, но суставы пока не ломит, вены нигде не пережимает. Щиколотки тоже перехвачены веревкой. Она вдоль спины соединена с узлами на запястьях. Из-за этого колени немного согнуты. Идиотская поза.

Боже, как хочется жрать! И пить!

Я лежу голый на мягком пористом полу. Голова – на скатанном матрасе. Довольно просторная и высокая палатка. Причем, кажется, не на открытом пространстве, не в лесу. Скорее всего, палатка стоит в пещере. Под брезентовым сводом – электрический фонарь. Он какого-то странного и смутно знакомого спектра. Не могу вспомнить, что этот приятный свет мне напоминает…

– Называй меня Акелла, – после небольшой паузы сказал оборотень и сел напротив, на раскладной стульчик. Автомат он положил на колени.

– Называй меня Бонифаций, – пробурчал я.

– Я знаю, кто ты, – нахмурился Акелла. – Ты сначала Фехтовальщик. А уже потом Бонифаций. Ты убил много моих товарищей, детей, внуков, братьев и сестер.

Пауза. Долгая пауза. Не люблю таких пауз. Поэтому зевнул и сказал:

– Не так уж и много. Всего двенадцать. Больше почему-то не подвернулось. Наверное, в лесу заплутали, бестолочи.

Акелла посмотрел на меня исподлобья.

– Это палатка второго отделения. Они все мертвы. Рядом палатка пятого отделения. Они тоже мертвы. За одну ночь из-за тебя, Фехтовальщик, я потерял почти треть своих воинов.

– Работа у меня такая, что поделаешь? Интересно, а милая самочка Барбара обитала в этой палатке или в другой?

Лицо Акеллы дернулось. Он удивленно посмотрел на меня.

– Да, в этой. Она была моей дочерью. Ты ее что, допрашивал?

– Немножко. Когда я спросил о ее планах на вечер, строптивая барышня чуть не откусила мне голову. А откуда ты знаешь, кто я?

– Фехтовальщика после битвы не так трудно вычислить. Тем более после такой битвы. Ты дрых, как сурок, в обнимку с дохлой пандой. Видать, опыта совсем у тебя нет. Хотя способности выдающиеся. Прятаться надо, а уж потом отрубаться… Впрочем, тебя трудно винить. Сил потеряно было, конечно, немало. Весь выложился. Хорошо повоевал. Когда под утро, часа в четыре, мы к оврагу подошли, такое увидели – в жутком сне не приснится. Думали, помрешь, не донесем. А где, кстати, твое оружие?

– Обронил. В воду.

– Ясно. Там сейчас весь овраг затопило. Видать, речка где-то из берегов вышла.

– Дождь кончился?

– Да.

– Хорошо стреляешь, Фехтовальщик.

– Благодарю за комплимент.

– А мы тоже кое-кого в плен взяли.

– И что же вам рассказали?

– Ты, Бонифаций, редкостный хам.

– Неправда. Никто из пленных такого сказать обо мне не мог, все считали меня исключительно вежливым и добросердечным джентльменом.

– Это не со слов пленных. Это мое личное умозаключение.

– А… Я не золотой червонец, чтобы всем нравиться.

– Мало того, что ты погубил моих детей, внуков, братьев и сестер. Мало, что находишься в плену, голый, как червь, связанный, как баран… Так еще и задаешь массу вопросов. И пытаешься изображать героя. Хотя, учитывая сложившуюся ситуацию, вопросы должен задавать я.

– Любопытство не порок, господин Акелла. Что же касается «связанный, как баран, голый, как червь»… Претензии не по адресу Не я себя вязал, не я раздевался. Так уродливо твои дружки меня переплели. А ваши девочки явно страдают от отсутствия мужского внимания. Не сомневаюсь, что это они меня раздели, бедняжки… Хоть краешком глаза настоящего самца увидали, а не блохастого кобелька. Но я не в обиде. Бабы есть бабы. Теперь им долго будут сниться славные эротические сны, где в главной роли я. А насчет героизма… Так я и есть герой. Или ты этого еще не уяснил?

Акелла зло прищурился.

Мелькнула мысль: не переигрываю ли? Потом плюнул: а ну его, волка позорного… Взял стиль, так держи. Дальше леса не пошлют, больше пули не дадут. И вообще, станет рыпаться – пристрелю к едрене фене. И я продолжил балаган. Под названием «хамство голодного Фехтовальщика».

– А что тебе, Акелла, рассказал пленный, я и сам могу догадаться. Это я из вежливости спросил. И вообще – я нужен тебе гораздо больше, чем ты мне.

Оборотень беззвучно рассмеялся, откинув седую гриву. Да, зубы у него будь здоров. Хоть в рекламе зубной пасты для людоедов показывай.