Андрэ НОРТОН - ОПАСНЫЙ СПУТНИК

Наконец, я натолкнулась на параллелограмм пульсирующего желтого цвета. Но хотя видела я именно его, царапали и рвали меня на части ветки с шипами. Я отшатнулась, вскрикнув; по рукам текли маленькие струйки крови. Упав на колени, я глянула вниз, но увидела только серый бархат. Однако когда я провела рукой по этой поверхности, то почувствовала землю и песок, мягкость мха или очень короткой травы.

То, что осязание и зрение противоречили друг другу, огорчало меня в тот момент не так сильно, как то, что Оомарк исчез – теперь я не слышала даже хныканья. Припав к земле, я звала и слушала.

– Оомарк! Оомарк!

Мой голос разбудил только слабое, несчастное эхо, похожее на стон. Брести ли мне на ощупь и дальше? Но ведь я могла ошибиться в направлении.

– Оомарк?

На этот раз ответ был – приглушенный крик с другой стороны зарослей, в которые я забежала. С другой стороны?… И далеко ли? Лишь бы только он не замолчал…

– Оомарк!

Ответил – хотя я не могла разобрать слов, только звук. Спотыкаясь, я бросилась вперед, стараясь не столкнуться снова с какой-то фигурой; они сверкали вокруг, пока не слились для меня в прыгающие языки пламени.

– Оомарк!

Я была так уверена, что последний ответ послышался издалека, что даже испугалась, когда он ответил, стоя прямо передо мной.

– Я здесь.

Он сидел на земле, и, казалось, окрасился в какой-то сероватый оттенок, так что я смогла разглядеть его, только когда он шевельнулся. И когда, выбившись из сил, я шлепнулась неподалеку, все моргая и моргая, от боли, от слез, и старалась разглядеть его получше. Потому было в нем что-то такое…

Нет, я не ошиблась – он хорошо сливался с серым. Должно быть, он несколько раз спотыкался и падал, так что весь покрылся землей, потому что он и был серым – с ног до головы. Или это мое зрение? Я в страхе потерла глаза. Нет, я все еще различала оранжевый и желтый, малиновый и ярко-красный. Но Оомарк был серым – и его тусклый цвет бледнел!

– Я не пойду снова! Ты не заставишь меня! Бартаре и Леди – они не хотят, чтобы я приближался! Если я пойду, они что-то сделают, что-то… что-то плохое. Не пойду!

– Хорошо. – Я слишком устала, чтобы как-то убеждать его сейчас. – Тебе и не надо.

– Ты все-таки заставишь меня! Я знаю, заставишь! – Он был агрессивно враждебен, и мне подумалось, что в любой момент он может снова сорваться с места. Случись такое – я сильно подозревала, что больше никогда его не найду.

– Нет. – Я старалась говорить как можно убедительнее. – Не буду. Я слишком устала сейчас, чтобы идти дальше.

– Это все оттого, что ты не хочешь есть фрукты. – В его голосе звучала злобная нотка. – Не хочешь меняться…

– Меняться? – словно по инерции повторила я.

– Да. Знаешь ли, надо измениться. Ты не понравишься этому месту, если не изменишься. А если изменишься, ну, тогда все будет в порядке. Правда, Килда! – Его голос смягчился. Он вытянул серую руку, будто для того, чтобы коснутся моей, но так и не дотронулся до меня кончиками пальцев.

Измениться?… Может, не в моих глазах было дело, когда я заметила, что Оомарк все больше и больше сливается с цветом земли, на которой сидит…

– А ты изменился, Оомарк?

– Думаю, да. Но, Килда, если ты не изменишься, я не смогу остаться с тобой. А если я не с тобой… Я не хочу быть один! Килда, пожалуйста, не заставляй меня остаться в одиночестве! Пожалуйста! – Он вытянул руки, будто хотел ухватиться за меня. И все же – я заметила – он, казалось, не мог довести движение до конца. Он или не мог, или не хотел прикасаться ко мне.

Когда я вытянула руки в ответ, он отшатнулся. Потом поднялся и медленно попятился, не отрывая от меня глаз, будто подозревал, что я попытаюсь его схватить.

– Ты должна измениться, Килда, должна!

Он развернулся и подбежал к одному из окружающих нас. Я аж вскрикнула, настолько его цвет напоминал горящий факел. Но когда Оомарк отступил от пламенного света, он обеими руками держал какую-то дрожащую лампочку. И протягивал ее мне.

– Съешь это, Килда! Ты должна это съесть!

То, что могло привести к борьбе – а я видела, что он решительно настроен – так и не произошло, потому что из-за двух огненных столбов прозвучал странный звук.

Он был придушенным, хриплым. Может, так бормотали бы слова на незнакомом языке. Оомарк оглянулся через плечо, уронил огненную лампочку и издал дикий крик ужаса.

Потом бросился бежать, и я потеряла его из виду. За ним, касаясь земли то одним, то другим кончиком, гналось нечто темно-фиолетовое, – возможно, это были два треугольника, спаянные посредине. От них исходило кулдыканье, будто они изо всех сил старались выкрикнуть что-то членораздельное.

Как ни неуклюже оно выглядело, но стремительно и целенаправленно следовало за Оомарком. Я не могла угадать, что это, но реакция Оомарка была такой, будто это что-то ужасное.

Оно промчалось мимо меня и исчезло, рванув по следам мальчика. Я попыталась ударить его сумкой с припасами, но то ли попытка моя была слабовата, то ли прикосновения на него не влияли. И никакого интереса ко мне оно не проявляло.

Кое– как я поднялась и направилась по следам охотника и жертвы. Все это случилось так быстро, что поначалу мной двигал, наверное, только инстинкт. Потом меня повлек вперед весь ужас этой погони. Что Оомарк все еще бежал, а фиолетовое нечто гналось за ним, я была уверена по звукам.

Мне не довелось долго быть свидетелем этой погони: неожиданно длинная волнистая малиновая лента вылетела, скрутившись, как раз передо мной. Мне не удалось избежать того, что извивалось у меня в ногах и затем со всей силы швырнуло меня на землю; удар оказался настолько сильным, что я лишилась и чувств и сознания.

Темно… Было очень темно. Зачем-то… по какой-то причине нужно двигаться… Эта потребность беспощадно пронизывала меня с ног до головы. Теперь я ползком волочилась, как черепаха. И все же эта потребность не давала мне передышки.

Вытянутые руки, на которых я подтягивалась вперед, неожиданно провалились во что-то влажное. Жидкость плескалась вокруг ладоней. Вода! Я жаждала этой воды больше, чем чего бы то ни было в жизни. Я волочилась дальше, упала снова, головой в воду. Потом пила и пила, будто никогда не смогу напиться. Она была такой вкусной и сладкой… Должно быть, я все еще пила, когда снова провалилась в темноту.

Я очнулась от сна, столь глубокого, что ни одно воспоминание не шевельнулось во мне, пока я не села и оглянулась вокруг с детским удивлением.

Солнечного света не было. Во мне шевельнулась мысль – а что такое солнце? Над головой должно быть яркое тепло. Я подняла лицо к небу – серебристо-серому небу, сквозь которое кольцами клубилась дымка. Прямого источника света, который я могла бы обнаружить, не было.