Роберт Янг - Дитя Марса

В переулке Блейк бросился бежать и не останавливался, пока не миновал коренной сектор.

Холм являл собой мнемо-проекцию, а холмы в тропиках Альдебарана-12 славились невероятной крутизной. Взобравшись на вершину, Блейк с трудом переводил дыхание.

Впереди раскинулась мнемо-проекция пустоши Денеба-1. Пустошь простиралась на каких-то восемьсот метров, но Блейк все равно разозлился. Много чести для такого убожества! В идеале область сознания должна вбирать только избранные воспоминания. К несчастью, на деле получалось иначе.

Он обернулся. Долина у подножия тонула в пелене дождя. Сквозь серую дымку едва различались очертания трех преследователей — и, судя по расстоянию, они стремительно приближались.

Преследователи вышли на него около десяти часов назад, едва он проник в собственный разум, но неведомая сила мешала повернуть обратно, чтобы выяснить, кто они и чего хотят. Оставалось только стиснуть зубы и смириться как с собой, так и с ними.

После короткой передышки Блейк спустился с холма и зашагал по пустоши Денеба-1. Проекция поражала точностью, и следы добычи хорошо отпечатались на копии песка.

Сабрина Йорк понятия не имела, как сбросить с хвоста охотника за разумом. Впрочем, знай она, это все равно не спасло бы ее, ибо за двенадцать лет в роли практикующего психодетектива Блейк отлично усвоил всевозможные трюки. Наверное, спрятаться в сознании охотника казалось Сабрине самым надежным вариантом; она даже не догадывалась, что Блейк давно обнаружил ее присутствие.

В области сознания царил пространственно-временной хаос, поэтому Блейк ничуть не удивился, когда пустошь Денеба-1 привела его на луг эпохи раннего детства. Чуть поодаль виднелся дом, куда семья Блейков переехала, когда Блейк был подростком. В реальности оба места разделяли многие мили и года, однако здесь, в долине мыслей, они спокойно соседствовали бок о бок среди калейдоскопа пейзажей, воплотивших все цивилизованные уголки галактики в ярко обозначенном спектре сотни различных солнц. Редкие светила — в частности, Сириус и его карликовый компаньон, особняком выделялись в мозаике неба. Однако сияние большинства было лишь бледной копией оригинала, затерянного в недрах памяти. В довершение всей этой путаницы разрозненные ночные воспоминания избороздили горизонт, перемежаясь с серыми полосами рассвета и заката.

С одной стороны дом обрамлял участок космопорта Новой Земли, с другой — сегмент городского квартала Экс-Терры. Позади тонкой лентой мерцала марсианская протока. Следы Сабрины обрывались у парадной двери, сама створка стояла нараспашку. Возможно, добыча еще в доме и теперь наблюдает за ним через мнемо-проекцию окон. Блейк окинул их профессиональным взором, но ничего подозрительного не нашел.

Он с опаской шагнул через порог, приспосабливая температуру универсальной куртки к запечатленной в памяти прохладе. Отец сидел в гостиной и курил, глядя в тривизор. Хлопнула входная дверь, но Блейк-старший не отреагировал и продолжал безмятежно курить, не отрывая взгляд от экрана. Он так и будет курить, глядя в тривизор, пока Натан не умрет, а вместе с ним не исчезнет нагромождение пространств и времен, составляющих его сознание. Как ни парадоксально, отец смотрел в пустоту — транслируемая передача не успела отложиться в памяти.

Блейк долго не мог двинуться с места — старик погиб в авиакатастрофе несколько лет назад, и воспоминания о нем бередили душу. Прежде психодетекгиву не случалось проникать в собственное сознание — как итог, без того тонкое восприятие обострилось до предела. Наконец Блейк сбросил оцепенение и направился в кухню. Над раковиной стояла яркая упаковка любимого моющего средства матери с полномасштабным изображением белокурого символа компании — красотки Веры Бархатная-Кожа. Мать возилась у плиты, как и двадцать три года назад. У Блейка на глаза навернулись слезы. Мама умерла за десять лет до отца, но боль утраты не утихла до сих пор. Блейку хотелось подойти, тронуть ее за плечо, спросить: мам, что на ужин?.. Впрочем, какой смысл? Для матери его не существует, по крайней мере, в нынешнем пространстве-времени, а главное, здесь, в долине мыслей, она оставалась простой смертной, а он богом — средней руки, но все же богом.

Блейк собрался уходить, как вдруг внимание его привлекла именная табличка на плите. Греша на обман зрения, он шагнул ближе и впился взглядом в слова. Нет, никакой ошибки. На плите четко значилось: Сабрина Йорк.

Блейк попятился. По странному совпадению, плита носила имя добычи. Хотя всему есть объяснение. Тенденция давать прозвища бытовым приборам возникла давно. При всей незаурядности сочетание «Сабрина Йорк» наверняка встречалось в реальности.

Он методично обошел весь дом, но Сабрина как сквозь землю провалилась. На пороге своей старой комнаты Блейк помедлил, глядя на пятнадцатилетнего себя в обнимку с потрепанным изданием фантастических комиксов, после чего развернулся и начал спускаться по лестнице.

Узкое окошко на верхней площадке выходило во двор и прилегающий к нему луг. Блейк машинально покосился на гряду сосен и вдруг замер. Трое преследователей пробирались сквозь высокую траву, до них было менее полукилометра. Блейк по-прежнему не мог разобрать лиц, но ясно различил два женских силуэта в платьях и третий — в синей юбке, блузке и кепи в тон. Его преследуют женщины! Уму непостижимо. К вящему ужасу Блейк осознал, что не в силах повернуть назад и противостоять незваным гостьям.

С трудом подавив желание броситься наутек, он нарочито медленно спустился по ступенькам и вышел на задний дворик. След добычи вел к марсианской протоке, оттуда — на другой берег, где заканчивалась вода и начинался университетский городок, совсем не похожий на тот, где два дня назад Блейк отмечал выпускной своей воспитанницы. Он не потрудился запомнить точное пространство-время и совершенно не стремился заново пережить тот момент, но следы неумолимо тянулись по искусственно чахлой траве к скамейке, где они с Дейрдре беседовали после церемонии. Выбора не было.

Скамейка пряталась в тени могучего вяза, листва зелеными арабесками выделялась на фоне голубого неба. Следы Сабрины здесь отпечатались глубже, словно добыча замешкалась под кронами. Блейк нехотя остановился. При взгляде на Дейрдре, на ее тонкий профиль и медные волосы, у него перехватило дыхание; запечатлевшаяся синева платья ножом резанула по сердцу. При виде алмазной броши — его подарка на выпускной, которую Дейрдре приколола к корсажу на всеобщее обозрение, — Блейк едва не заплакал. Но истинный шок он испытал от мнемо-проекции самого себя двухнедельной давности: на лбу залегли несуществующие пока морщины, в шевелюре серебрились не поседевшие пока пряди. Каким же дряхлым стариком он казался, если запечатлел в памяти такой образ!