Кордвейнер Смит - Инструментарий человечества [сборник litres]

– Сейчас я слышу воду, – сказал Солнечный Мальчик, продолжая танцевать, – бегущую воду. Ты слышишь ее, мой умирающий лорд?

– Если бы и слышал, не обратил бы внимания. Вернемся к твоей истории. Ты пришел в этот зал. Необычная дверь делала его подходящим местом для забавной смерти, из тех, что нравятся жалким отщепенцам вроде тебя, но глупо умирать, если другие люди не знают, что ты сделал это преднамеренно – и как ты это сделал. В общем, путь наверх, в Зону, где остались твои друзья, был долгим, и потому ты уснул возле этого компьютера. Ночью, пока ты спал и видел сны, компьютер пропел тебе:

– Проснувшись, ты с удивлением обнаружил, что тебе приснился совершенно новый вид музыки. Поистине дикой музыки, которая заставит людей содрогнуться от своей восхитительной порочности. И с этой музыкой ты обрел работу. Украсть кусок конгогелия. Ты был умным парнем, Солнечный Мальчик, до того, как спустился сюда. Планеты Дугласа-Оуяна поймали тебя и сделали в тысячу раз умнее. Вместе с друзьями ты, как рассказал мне сам – или рассказало стоящее за тобой существо полчаса тому назад, – вместе с друзьями ты похитил подпространственную коммуникационную консоль, настроился на планеты Дугласа-Оуяна – и опьянел от этого зрелища. Радужные, люминесцентные. Водопады, текущие вверх. И все такое. И ты действительно достал конгогелий. Он состоит из материи и антиматерии, разделенных двойной магнитной решеткой. С ним присутствие планет Дугласа-Оуяна сделало тебя независимым от органических процессов. Ты больше не нуждался в пище, или отдыхе, или даже воздухе и воде. Планеты Дугласа-Оуяна очень стары. Они использовали тебя в качестве средства связи. Я понятия не имею, что они намеревались сотворить с Землей и с человечеством. Если эта история выйдет наружу, будущие поколения назовут тебя торговцем опасностью, потому что ты использовал естественную человеческую тягу к опасности, чтобы гипнозом и музыкой заманить других людей в ловушку.

– Я слышу воду, – перебил его Солнечный Мальчик. – Я действительно ее слышу!

– Не обращай внимания, – ответил лорд Сто Один, – твоя история важнее. В любом случае, что мы с тобой можем с этим поделать? Я умираю, сидя в луже крови и прочих жидкостей. Ты не можешь покинуть эту комнату с конгогелием. Позволь мне продолжить. Или, быть может, сущность Дугласа-Оуяна, какой бы она ни была…

– Она есть , – поправил Солнечный Мальчик.

– …какая она ни есть, просто тосковала по чувственному общению. Танцуй, парень, танцуй.

Солнечный Мальчик танцевал, и барабаны вторили ему – ратаплан, ратаплан! Кид-норк, кид-норк, норк! – а конгогелий заставлял музыку визжать сквозь сплошной камень.

Звук не утихал.

Солнечный Мальчик остановился и огляделся.

– Это вода. Вода.

– Кто знает? – откликнулся лорд Сто Один.

– Смотри! – вскрикнул Солнечный Мальчик, высоко подняв конгогелий. – Смотри!

Лорду Сто Одному не требовалось смотреть. Он прекрасно знал, что первые тонны воды, тяжелой и мутной от грязи, несутся, пенясь по коридору, к их залу.

– Но что мне делать ? – взвизгнул голос Солнечного Мальчика.

Сто Один почувствовал, что это говорит не Солнечный Мальчик, а некий ретранслятор силы планет Дугласа-Оуяна. Силы, которая попыталась подружиться с человеком – однако нашла неправильного человека и неправильную дружбу.

Солнечный Мальчик взял себя в руки. Он танцевал, и от его ног летели брызги. Цвета сияли на поднимающейся воде. Ритиплин, типлин! – пропел большой барабан. Кид-норк, кид-норк , – сказал маленький. Бум, бум, дум, дум, рум , – сказал конгогелий.

Глаза лорда Сто Одного затуманились, но он по-прежнему видел пылающую фигуру безумного танцора.

Это хороший способ умереть , подумал лорд и умер.

Высоко наверху, на поверхности планеты, Сантуна почувствовала, как сам континент вздымается у нее под ногами, и увидела, как темнеет восточный горизонт от струи грязевого пара, взлетающей над спокойным, голубым, залитым солнцем океаном.

– Этого не должно случиться вновь, не должно ! – сказала она, думая про Солнечного Мальчика, и конгогелий, и смерть лорда Сто Одного. И добавила: – Нужно что-то с этим сделать.

И она сделала.

В последовавшие века она вернула болезни, риск и горе, чтобы усилить человеческое счастье. Она стала одним из главных архитекторов Переоткрытия человека и на пике своей славы была известна как госпожа Элис Мор.

Луна вращалась. Женщина бдила. У самого лунного экватора переливались и сверкали отполированные до невероятного блеска грани. Ровно двадцать одна. Обязанностью женщины было следить, чтобы они всегда находились во всеоружии. Звали ее матушка Хиттон. Матушка Хиттон, главнокомандующий всеми вооруженными силами Старой Северной Австралии. Краснощекая, жизнерадостная блондинка неопределенного возраста. Голубые глаза, необъятная грудь, мускулистые руки. Внешность истинной домохозяйки, верной жены и многодетной матери, хотя на самом деле единственный ее ребенок умер множество поколений назад. Теперь матушка Хиттон опекала целую планету: нортстрелианцы с полным правом могли спать безмятежно и видеть приятные сны, зная, что матушка Хиттон несет неусыпную вахту. Да и средства вооружения тоже мирно сопели в две дырки.

Этой ночью она в две тысячи второй раз взглянула на экран слежения, верный помощник, предупреждавший о появлении врага. Все спокойно. Ни одного тревожно подмигивающего индикатора опасности. Однако она чуяла, чуяла безошибочным нюхом ищейки, что где-то во вселенной притаился враг, враг, дожидавшийся удобного момента, чтобы нанести удар ей и ее миру, добраться до несметных богатств нортстрелианцев…

Матушка нетерпеливо фыркнула.

Ну же, поторопись, малыш, думала она. Спеши навстречу своей смерти. Не заставляй меня ждать.

Она покачала годовой и улыбнулась. Ну что за дурацкие мысли!

Она притаилась в засаде.

Она готова.

А он даже не подозревал об этом.

Он, грабитель, был абсолютно спокоен,

Еще бы!

Он – великий Бенджакомин Бозарт, и в искусстве спокойствия ему нет равных.

Никто в Санвейле, здесь на Триолле, не подозревал, что их паршивый городишко почтил своим присутствием сам первый старейшина Гильдии Воров, взращенный под сиянием лучисто-фиолетовой звезды. И ни у кого не нашлось бы достаточно острого чутья, чтобы унюхать исходивший от него запах Виолы Сидереи.