Генри Каттнер - Власть и слава [сборник]

Не дойдя до двери несколько шагов, Март остановился, когда на пороге появилась женщина. Она была немолодой, но создавала впечатление довольно юной, возможно, из-за того, что излучала какое-то умиротворение.

– Марго, – подойдя к ней и беря ее за руку, сказал Ллевелин. – Это Погодный Патрульный Хэверс, – представил он. – Хэверс, знакомься, моя жена.

Таким образом, Март Хэверс увидел свою мать, впервые за много лет.

Он не знал ее.

И она тоже не узнала его…

ДО ЭТОГО момента, думал Хэверс, сидя на краю новой кровати и с отсутствующим видом глядя в окно… до этого момента, единственным предназначением, казалось, управлявшим его жизнью, была работа. Почти все время до сегодняшнего дня было распланировано так, чтобы он занимался только делом. И в результате – возможно, заранее запланированном результате – у него не оставалось времени думать или переживать о чем-то другом, потому что ему было некогда.

Но теперь у Хэверса было даже слишком много свободного времени.

Наступил второй день его пребывания в гостях у Ллевелина. Он видел лишь слуг, приносящих ему еду. Он никуда не выходил и не хотел выходить. Долгими часами Хэверс лежал на кровати, закрыв рукой глаза, и всеми способами пытался отодвинуть задернутый занавес, отгородивший его прошлое от него самого.

Он пробовал пройти по цепочке воспоминаний, двигаясь от этого момента до последнего четкого воспоминания. Он пробовал атаковать вслепую, заставляя сознание забираться в пустоту, пока на поверхности не всплывало нечто достаточно сильное, чтобы пробить барьер, и фокусировался на этом. Хэверс обшаривал память в поисках обломков прежней жизни и тщетно возился среди детских воспоминаний. Да, у него были детские воспоминания, но они казались неправильными и какими-то ненастоящими.

И в некотором смысле, то, что ему удалось вспомнить, было нелогичным. Хэверс знал, что вырос в приюте и там же готовился стать Погодным Патрульным. И, тем не менее, он смутно помнил толстяка в яркой одежде и темную ауру ненависти, окутывающую его всякий раз, когда он пытался понять, кто это такой.

Возможно, какой-то офицер из приюта?

Нет. Хэверс знал, что это не так, но не понимал, почему. И ни одному ребенку из приюта уже точно не позволили бы бандитствовать на темных малолюдных дорогах, что ему смутно вспомнилось из фрагментов прошлого, оставшихся в голове.

Это мне приснилось, неуверенно подумал Хэверс. Наверняка приснилось, многим романтикам в юности снятся подобные сны, компенсирующие скучную жизнь. Но почему эти воспоминания кажутся более правдоподобными, чем реальная жизнь в приюте!

Разумеется, Ллевелин специально проверял его, проверял, насколько крепки искусственные барьеры в разуме Хэверса. Потому что мысль о том, что катастрофу на Алеутских островах никак нельзя допустить, сумела обойти блокировку и пробиться через стену, и существовал лишь один способ узнать, сколько еще нежелательных воспоминаний может просочиться наружу. Лучше спровоцировать неприятности сейчас, пока за ними можно вести наблюдение.

Слуги дотошно докладывали Ллевелину обо всем, что делал Март. Он записывал все наблюдения и ждал.

На третий день Марту позвонила Даниэлла.

– Могу я к тебе заглянуть? – прямо спросила она, спокойно посмотрев на него серыми глазами из-под длинных ресниц.

На ней, как всегда, была строгая форма, соответствующая ее положению, и хитрый макияж, скрывающий красоту. Но теперь Хэверс, глядя на нее, всегда мысленно накладывал ту ясную картину из лаконичного воспоминания о настоящей Даниэлле, сиявшего в его голове намного ярче реальности перед глазами.

– Разумеется. – Он протер глаза. – Тебя где-нибудь встретить?

– Нет. Что-то не так?

– О, нет. Просто немного тянет в сон. Я пытался вспомнить.

– Что вспомнить?

– Не знаю… В этом-то и проблема.

Голос и поведение Даниэллы потеряли близость, постепенно нараставшую в течение последних месяцев. Сегодня она казалась такой же равнодушной, как и при самой первой их встрече.

– Я выезжаю, – холодно сказала она и отключилась.

Что-то было не так. Хэверс знал ее достаточно хорошо, чтобы понять это, и принялся с нетерпением ждать, когда она позвонит в дверь. Перспектива оказаться с Даниэллой наедине впервые с того момента, когда их отношения приняли весьма странный оборот, должна была взволновать его. Но, когда звонок, наконец, раздался, Хэверс, открывая дверь, почувствовал тревогу.

– Ты один? – спросила Даниэлла и, как только вошла, осмотрела комнату.

– Да. Что случилось?

Она резко повернулась, посмотрела на него, открыла рот, чтобы заговорить, но затем просто покачала головой и отвернулась. Хэверс никогда раньше не видел ее такой нерешительной. Подчинившись внезапному порыву, он схватил ее за плечи и развернул к себе.

– Даниэлла, – нежно сказал он. – Даниэлла, в чем дело?

И когда она опять промолчала, Хэверс отпустил одно ее плечо и снял очки с ее переносицы. Из-под длинных ресниц на него посмотрели голубые глаза, явно чем-то встревоженные. Он осторожно сдвинул серую кепку со лба Даниэллы так, что показались завитки бледно-золотистых волос и корона тугих кос.

– Так-то лучше, – сказал Хэверс. – Вот эту Даниэллу я знаю. Ты все еще помнишь, Даниэлла?

Она не стала притворяться, что не поняла вопроса.

– Да. Я постоянно вспоминаю тот вечер – чаще, чем нужно. Это была ошибка, Март. Но…

ПРИЩУРИВШИСЬ, он посмотрел на нее, пытаясь понять, думая обо всех этих месяцах, в течение которых укреплялась их дружба, основанная на невысказанном принятии так и не случившегося поцелуя… пока не случившегося.

– Тогда это, возможно, и было ошибкой, – сказал Хэверс. – Но не сейчас. Не после того, как мы узнали друг друга так хорошо. Судьба долго вела нас к этой встрече, Даниэлла. Я много об этом думал и решил, что у нас двоих есть шанс. Хороший шанс, и он становится все лучше и лучше.

– Нет! – Голос Даниэллы был резким, но Хэверс не дал ей закончить.

– Значит, ты говорила с Кельвином. Он убедил тебя…

– Нет. Он ничего об этом не знает.

– Тогда в чем дело? Еще пару дней я был уверен, что у нас все хорошо, Даниэлла. С того самого вечера. Мне казалось, ты ощущаешь то же, что и я. Ты не похожа на остальных женщин. Ты бы не стала превращать это в игру. Если бы тебе не понравился тот вечер, ты бы отказалась от наших встреч, передав меня кому-нибудь другому. Это потому, что я отказался лететь на задание? Думаешь, я испугался, Даниэлла? Нет, ты не такая глупая.

– Да, дело в этом, Март, ну, или почти в этом. Позволь мне рассказать.

Она высвободилась и отошла от него к стене, где в толстой резной рамке висела анимированная картина, на которой один пастельный оттенок сменялся другим, что сильно навевало сон.