Влад Тарханов - Разорванная цепь [СИ]

— Да?

— Ну, здравствуй, это я…

Процитировал я ей, в надежде, что она сразу же включиться в игру, которую мы вот только-только закончили.

— Кто это я?

Ее голос оказался мил… Очень милый, достаточно звонкий, но когда происходило придыхание, в конце слов или фраз появлялась легкая манящая хрипотца, почти неуловимая, придававшая ее голосу нотки какого-то особого интимного звучания.

— Павел из Украины, тот, который Король Смеха, помните, мы только что общались в чате?

— Помню, странно, что вы позвонили.

— Почему странно? Я ведь писал Вам, что Вы самая красивая женщина, которую я только видел, говорил?

— Да, писали, но не говорили…

— Теперь говорю.

Сквозь трубку я почувствовал, что она улыбается. А это уже пол дела.

— И что вы хотите?

— Я хотел бы встретиться с вами.

— Но ведь вы так далеко, на Украине, как вы себе это представляете?

— Очень просто. Я приеду. Я ведь на Украине, в Чернигове, а не в Йоханесбурге.

Отпуск можно взять хоть завтра — сейчас такое время, зима, никто в отпуска не спешит. Две недели у меня есть. Почему же не взять. Деньги? А сколько я скопил? Плюс отпускные. Должно хватить.

Слышу в трубке вздох. Мол, вцепился, как бы сделать, чтобы отстал…

— Приезжайте. Тут, недалеко от моей работы есть небольшой пансионат, там можно снять недорого номер. И нам никто не будет мешать.

Она говорила это немного устав, даже не говорила, а тарабанила бесцветным голосом, как тарабанят бесполезную, но крепко заученную мантру.

— А где Вы работаете?

— У Госпожи Элеоноры.

— Кем?

— Так госпожой и работаю…

Тут кусочки пазла у меня в голове сложились, я наконец понял, до чего же я был туп, надо же думать, на каком сайте ты ее встретил!

— Тем лучше. Совместим приятное с полезным. Целую. Жди.

— Жду.

Она сказала это с облегчением, мол, хорошо, что отстал.

Москва. Метро. Между станциями ВДНХ — Шоссе Энтузиастов. 28 марта 2010 года.

Ему надо было проехать еще четыре остановки подряд. Он задремал, во время сна нижняя челюсть отпала, мужчина начал достаточно громко посапывать. Именно это, вместе с улыбкой мадам Фортуны спасло его снова. Тот, кто искал его, не мог предположить, что беглец спокойно посапывает в углу вагона метро, тем более, что сидя человек кажется ниже своего роста, а все это вместе в совокупности сыграло с Павлу на руку. Он проскочил самую опасную станцию, Проспект Мира, как проскакивает пуля между пластинами бронежилета. Теперь он летел к цели — к спасительному убежищу. А пока он дремлет, почему бы мне не рассказать историю его бизнеса? В конце-концов, эти его постоянные отступления от темы меня просто утомили, еще точнее, задрали, сори за непростительную резкость. Но авторское право позволяет мне, как автору, пару раз употребить в тексте не совсем нормативную лексику, когда я считаю это к месту. А тут оно как никогда кстати.

Первый раз он приехал в Москву на разведку полтора года назад. Точнее, он проскочил с первого раза Москву почти насквозь: с Киевского вокзала направился прямиком на Щелковскую. Оттуда можно было сесть на автобус, который шел в Черноголовку, а там — сорок минут, и он был на месте. Черноголовка — это типичный университетский город. Небольшое село имело хорошие угодья, а эти угодья прекрасно подходили для полигонов, которые были, как воздух, необходимы научно-исследовательским институтам российской академии наук. Рановцы оккупировали Черноголовку с энергией, неведомой даже немецким оккупантам: институты рвали друг у друга землю, строители возводили корпуса офисов, лабораторий и полигонов как будто замешивали дрожжевое тесто, вскоре рановцы стали основными обитателями Черноголовки, впрочем, туда же стали ездить и студенты, которые занимались на базах вновь созданных институтов, тут делали серьезную науку, даже в советские времена создали уникальное предприятие, которое выпускало нестандартное оборудование, так необходимое для испытаний.

Даже в самое тяжелое время Черноголовка не умерла. Кое-какие деньги на науку отпускали, кое-как ученые учились выживать за счет собственных сил и умений. Павел ехал к человеку, который не только выжил, но и стал профессором, и даже метил в академики! Его недавно представили в членкоры, а это было уже что-то. В общении Георгий Кондратьевич Марушинский был обычным простым человеком, не зазнавался, не мнил себя гуру, не воображал из себя скалу науки. Он был каким-то слишком уж непредставительным, если не сказать, что непрезентабельным: миниатюрного сложения, слишком суетливый, с бегающими глазками, он был настоящий холерик-непоседа. Не мог долго оставаться на одном месте, не мог спокойно сидеть на длиннющих многочасовых заседаниях: на такие "форумы" он брал папки с бумагами и постоянно что-то делал: черкал, писал, рассчитывал. В своем институте он был "передовиком" по защищенным под его руководством диссертациям. Однажды он работал с крупной нефтедобывающей компанией, с тех пор все ее руководство обзавелось степенями в своей отрасли. Примерно семьдесят процентов диссертаций, прошедших защиту под его руководством, им же самим и были написаны. Еще один проверенный способ продержаться на плаву. Квартиру в Черноголовке он получил не так давно. После того, как институту оплатили лицензионные за сделанный по проекту Марушинского завод в Македонии. Помнится, что он бурчал себе под нос, что его институт заработал на нем уже пять миллионов долларов, а ему кинули "с барского плеча" трехкомнатную квартиру в Черноголовке.

Вот именно к этому человеку и ехал Павел. Почему-то они сразу нашли общий язык. Наверное, поэтому, Георгий Кондратьевич сразу же предложил Павлу и его руководителям стать у себя диссертантами. Павел тогда от прямого ответа ушел, но пообещал подумать. Он точно знал, что Марушинский доводит своих диссертантов до логического завершения — получения документов на звание со стопроцентной гарантией. Материалов его лаборатории хватило бы еще на добрых десятка три диссертаций, если не более. Павел-то был не против, тем более, что его собственная диссертация лежала дома бесполезным грузом, а вот шефу это было бы… как зайцу Стоп-сигнал, приблизительно…

Марушинский, как всегда, прятался в недрах лаборатории. Собственный кабинет, заваленный бумагами, был длинным и крайне неуютным, напоминал пенал, выкрашенный в серый неприглядный цвет. Павел вытащил привезенное сало: копченое и свежее, только-только пережившее не самую ближнюю дорогу. При виде любимого лакомства глаза профессора загорелись особым огоньком с оттенком неприкрытой жадности. Георгий Кондратьевич был родом из-под Одессы, так что толк в хорошем сале знал. Павел увидел, что не ошибся в выборе. Теперь он набрался смелости и выложил профессору, что его интересует больше всего.