Влад Тарханов - Разорванная цепь [СИ]

Тот задумался. Сказал, что сначала ему не помешало бы заехать в научную библиотеку, покрутиться у патентного отдела, посмотреть, как это происходит. В общем, рассказал ему все, что знал об этом бизнесе, как его участник (получающий за изобретение деньги), но остальные секреты оставались для него тайной за семью печатями.

И чтобы эти тайны раскрыть, необходимо было предпринять какие-то нестандартные действия.

— Да никакие они не нестандартные. Самые обычные действия. Кстати, мне сейчас выходить. Потом расскажешь. Мне пора.

Павел, как всегда, набрался наглости и перебил автора. Показались широкие колонны станции Шоссе Энтузиастов. Действительно, было пора. На этой станции Павел должен был выйти. Именно отсюда начинался его путь к месту ночлега, месту, где работала его старая знакомая с веселым ником "Трехдюймовочка".

Москва. Шоссе Энтузиастов, 88. 28 марта 2010 года.

Из метро он выходил весь на взводе. Почему-то ему казалось, что опасность прячется за каждым углом. Но это было скорее чувство тревоги из-за недосыпания. Шутка ли! Третьи сутки он уходил от погони. Павел перепробовал все. Он был на даче у старого друга. Он не хотел подвергать его опасности. Просто это была первая мысль: переждать у Сереги на даче. Но там ему не спалось — и не зря. Когда он увидел, что к даче подъезжает автомобиль, ему хватило мозгов перепрыгнуть невысокий плетень и спрятаться во дворе у соседки. Овчарка у сарая уже и так рвала глотку, охаживая непрошенных гостей. Те осмотрели дачу, Павел видел, что они разобрались, что он был на даче всего ничего. Наверняка, даже чайник остался теплым. Они оставили там одного человека — засаду, а сами ушли. Заходило трое, вышло двое. Простейшая арифметика. Он успел отмыться и поужинать, чай ему попить уже не дали. На выезде из дачного поселка его тоже ждали, но он пошел через лес, который весь прочесать не могли. Тут можно было выйти к трем селам. Он вышел к дальнему, ему опять повезло. Он шел наугад, постоянно вбрасывая шарик судьбы на скорую руку, гадая, какой бок выпадет: белый или черный, но шарик упорно поворачивался к Паше светлым боком.

Так было и сейчас: они вышли из одного вагона, но пошли в разные стороны, уносимые не самой большой толпой. Его преследователь пошел направо, ему показалось, что он кого-то увидел, скорее всего, того, кого надо. А тот, кто надо, в счастливом неведении шел по перрону в противоположную сторону, еще через несколько минут Паша был за турникетом. Тут можно было пройти пешком, можно было проехать на маршрутке, Павел не хотел идти пешком, он уже набегался, поэтому теперь старался экономить силы там, где только мог. Маршрутка с яркой политической рекламой на весь борт напоминала о том, что народ и партия все еще едины. К агрессивной политической рекламе Павел давным-давно привык, особенно на Украине, где выборы были делом обычным, и часто проходили в немыслимом количестве туров. А вот для России политическая нескромность была Павлу внове, ему нравилась определенная сдержанность населения, хорошо знавшего кто и почем сейчас у власти.

Водитель обычного нагловатого вида уже ерзал, ожидая, когда пассажиры, наконец, упакуются, сегодня он торопился больше, чем обычно торопился среднестатистический водитель московской маршрутки. Людей в маршрутке было маловато. Трое ехали вместе — семья, еще двое молодых студентов да Павел, согласитесь, для вечернего, точнее, почти ночного улова, маловато будет.

Павел нервничал, но старался этого не показать, не показывать было сложно, но Павел действительно старался. Он впился взглядом в девушку, которая курила на остановке: ничем не примечательная девушка, ничем не примечательное курево, одета без фантазии, средне, выглядит тоже средне, до скукоты средне, но он заставлял себя рассматривать девушку, запоминает ее лицо, прическу, одежду, то, как она набирает эсэмэску, морщится, только для того, чтобы не гадать, кто из пассажиров маршрутки может быть его преследователем. Это становилось почти маниакальной привычкой, разглядывание попутчиков, а что, в такой ситуации и более крепкие люди с катушек съезжали, а о Павле нельзя было сказать, что он был человеком, закаленным житейскими трудностями. Но в сложной ситуации и мышь, говорят, бросается в атаку, вот Паша и старался быть как можно неприметнее. И делал это так, как понимал, пусть понимал плохо, пусть делал плохо, но пока ему везло, то… везло… И он все еще был жив.

Они доехали до перекрестка, там дальше была остановка. Водитель притормозил, Павел попросился, вышел, перебросил сумку через плечо, вытащил блок "Честерфильда". Настоящего. Не того, что производят у нас на наших фабриках из нашего же табака по нашей же технологии, потом наклеивают красивую этикетку серьезного производителя. "По лицензии и под контролем качества". Ага! На контроль если что и попадает, так только то, что должно. Она любит курить именно "Честерфильд". Именно этим нехитрым презентом Павел рассчитывал снова завоевать ее легкое признание. Что-то вроде моральной компенсации… Блин! Как проклятые капиталисты развратили нас! Окончательно и бесповоротно! Мы мало того, что требуем разнообразия, красивых этикеток и знакомых всемирных брендов, мы стали требовать еще и качество, постоянно натыкаясь на его отсутствие. Впрочем, денежный дефицит обещает все поставить на свои места. Нечего от жиру беситься.

Он старательно сделал вид, что его кто-то позвал, повернулся… и чуть было не побежал. Просто потому что увидел человека, похожего на его преследователя. С бритой головой, в кожаном плаще, он походил на бандита с большой дороги… Павел тут же отругал себя, нельзя же так! Он-то знал, что его ведут вполне обычные неприметные люди, а такая "бандитская" внешность вполне могла принадлежать какому-то клерку, врачу, даже учителю (о, кошмарный сон!).

Паша уже был на нужной стороне проспекта. Тут тянулись обычные панельные многоэтажки брежневской застройки. Но надо было пройти между дворами, вот оно — высотка особого качества. Когда-то такие дома строили по элитным проектам для элитного населения. Он быстро прошел мимо этого элитного здания, свернул за угол, прошел еще немного, пока не вышел к тому, что искал. Это был небольшой особняк — редкое явление архитектуры в сверхгустозастроенных спальных районах столицы. Впрочем, это был комплекс особняков, большинство из которых оказались разобранными под офисы, что для этого района было скорее правилом, чем исключением из правил. Этот особняк был перестроен и полностью принадлежал непонятно кому. Этих, анонимно выкупивших сладкие помещения, было достаточно в столице раньше, достаточно остается и сейчас. Московская недвижимость всегда самая сладкая. Последних несколько лет этот особняк полностью снимала Госпожа Эльвира, та самая, которая и работала госпожой. По вторникам и четвергам устраивала приемы, причем довольно многолюдные, попасть на эти приемы было не только дорого, но и сложно: за тебя должен был кто-то поручиться. Причем кто-то, кому госпожа Элеонора полностью доверяла, случайные люди в этом особняке исключались. Тут люди предавались своим страстям, пусть и извращенным, с полной свободой, для этого тут были созданы все условия. В остальные дни Госпожа Элеонора занималась воспитанием кадров, обучением персонала, работала с индивидуальной клиентурой. Короче, в ее небольшом мирке жизнь кипела ключом. Сегодня был обычный воскресный день, не столько день приемов, сколько день обильной частной элитной клиентуры.