Борис Батыршин - Игра по чужим правилам

…ничего, мальчики и девочки, это только начало. То ли ещё будет…

1979 г., июль,

Где-то на Севере.

Недобрый день.

В погребе было сыро и зябко – так, что пробирало до костей, несмотря на тощий матрац, брошенный на дощатые нары, и верблюжье, жёсткое, как наждачная бумага, одеяло. Здесь вообще холодно – Север. Это Виктор понял, лишь только пришёл в себя в салоне «буханки». Машину немилосердно трясло на лесной дороге, в окнах мелькали то стволы сосен, украшенные серебристыми наростами мха и лишайников, то серенькое небо в просветах между жидкими кронами.

Попытка пошевелиться вызвала оживление его спутников – или правильнее сказать, конвоиров? «Ты смотри, ожил!» – сказал тот, что сидел ближе, с отчётливым северным оканьем, выраженным даже сильнее, чем на ставшей родной для Виктора Вологодчине.

«Ну и хорошо, дай ему попить!» – распорядился второй голос. О зубы застучало горлышко жестяной фляги, и он вдруг осознал, как хочет пить – горло буквально раздирало сухостью, губы потрескались, обметались воспалённой коркой. Он пил, проливая воду за воротник, на рубашку, и никак не мог напиться, пока не выхлебал всю флягу.

«Да развяжи ты его, – распорядился второй, – куда он денется, без ног-то?»

В ответ раздался жизнерадостный гогот, и Виктора действительно освободили от колючей верёвки, стягивающей запястья. Подняли, утвердили на жёстком дерматиновом сиденье и сунули в руки другую флягу, полную – «пей, мол, пока дают…»

Её он опустошил только наполовину, не забывая между глотками коситься по сторонам. «УАЗик» пробирался по заброшенной лесной дороге, жалобно скрежеща убитым движком, спотыкаясь на высовывающихся из земли булыжниках, выбоинах и сосновых корнях, натужно завывая на сыпучих песчаных косогорах у лесных ручейков.

Первое впечатление не обмануло – природа вокруг указывала то ли на Карелию, то ли то ли даже на предгорья Хибин. Он пригляделся – нет, в просветах между деревьями ни по ту, ни по другую сторону не видно горных цепей. Значит, скорее всего, не Кольский. Возможно, где-нибудь в районе Кеми или, скажем, Кандалакши?

Кроме него, в салоне «буханки» сидели трое, да ещё один устроился на переднем сиденье, рядом с водителем – это он и отдавал распоряжения с зауральским акцентом. Все спутники – крепкие мужчины, в приличной городской одежде, на первый взгляд – без оружия. Хотя, неизвестно что у них может быть спрятано под полами плохо сидящих мешковатых пиджаков…

Поездка не затянулась. Уже через полчаса выматывающей душу трясучки машина остановилась. Один из конвоиров, тот, что давал Виктору флягу, натянул пленнику на голову полотняный мешок и в таком состоянии его, взяв под локти, выволокли наружу. Втащили на низкое крыльцо, попутно чувствительно приложив бедром о дверной косяк, и спустили, как тюк, в сырую темноту погреба. Мешок убрали, вкратце объяснили «правила внутреннего распорядка» – «Параша в углу, жестяное ведро. Чистая вода в бидоне – хошь мойся, хошь пей, нам без разницы. Жрать захочешь – постучи. Зря не орать, за это в рыло. Света тебе не положено. Небось, приспичит на парашу – задницу и прочее хозяйство как-нибудь нащупаешь, гы-гы-гы…» Перед тем, как прочная, из толстых сосновых досок крышка опустилась, отрезая его от солнечного и всякого другого света, Виктор ещё раз услышал тот самый, уральский говорок: «приглядите за нашим гостем. И смотрите, чтоб ни-ни, чтоб волос с головы не упал! Я вернусь дня через три, тогда и поговорим…»

И всё. Люк захлопнулся, скрежетнуло железо засова, «тюремщик» потопал сапогом по крышке. Виктор кое-как приподнялся – ноги болели немилосердно – сел на нарах, прислонившись спиной к холодной, выложенной булыжником, стене. На пальцах осталась влага – подземелье, чего ж вы хотите…

Дело было швах. Разбить голову о камень? С разбегу, может и получилось бы, а так – только потеряет сознание. А скорее всего, просто привлечёт шумом тюремщиков и добьётся, что его снова свяжут. Сплести верёвку из полос ткани от рубашки и удавиться? Первую часть плана реализовать несложно и в темноте – но как на его-то ногах добраться до люка, чтобы приладить покрепче петельку?

Нет, это всё утопия. Свой шанс он упустил – тогда, в Вологде. Виктор добрался кое-как до большого алюминиевого бидона, напился, ополоснул лицо и улёгся на нары, свернувшись калачиком. Теперь оставалось одно – ждать обещанные три дня. Ждать – и молиться о том, чтобы что-нибудь произошло. Неважно что – наводнение, пожар, обвалится крыша погреба, придавив пленника насмерть. Хуже чем есть, уже не придумаешь…

Из полуобморочного состояния его вывел шум. Характерный такой шум – звуки беглой стрельбы, крики – страха, ярости – резкие команды, грохот сапог по крышке люка. Виктор заметался – темнота, ни зги не видно, запутавшийся организм не смог подсказать, какое время суток снаружи. Он слез кое-как с нар, пополз, держась за стену, волоча за собой парализованные ноги, к углу, где стоял, как он успел запомнить, бидон с водой. С натугой отодвинул, забился в щель между прохладным выпуклым боком и каменной кладкой – лучше такая защита, чем никакой. Мозг лихорадочно работал, подкидывая варианты. Кто напал на похитителей? Милиция? Конкурирующая банда? Не настолько он значимая фигура, чтобы устраивать из-за него гангстерские войны – и серьёзные, судя по разыгравшейся наверху канонаде. К частым хлопкам пистолетов примешиваются звонкие, хлёсткие винтовочные выстрелы и рассыпчатые, на три-четыре патрона очереди «Калашей» – уж эти-то ни с чем не спутаешь…

О, вот и пулемёт включился! И не какой-нибудь РПК, а что-то винтовочного калибра – лупит с приличной дистанции, а всё равно гулкий звук подавляет всё остальное. И сразу, в ответ – крики боли и ужаса над головой. Похоже, крепко задело какого-то бедолагу…

Ещё крики, на этот раз испуганные. И шум – будто кто-то мечется вслепую по комнате, врезается в стулья и шкафы, опрокидывает на пол. Резко потянуло едкой вонью. Дымовая шашка? Нападающие решили выкурить защитников из дома? Если так, то дело плохо – продукты сгорания, содержащие всякую ядовитую химию, тяжелее воздуха и стекают вниз – то есть сюда, в подвал. И если не выбраться наружу – задохнёшься, как в газовой камере.

А как, скажите, тут выбираться? Подтянуться на руках, забраться по лестнице, постучать – «спасите, погибаю?» Нет, на такой подвиг у него сил точно не хватит. Кричать, звать на помощь? Кто его услышит, за тем кавардаком, что творится наверху?

Крышка люка внезапно распахнулась, впустив в погреб серенький свет и плотные клубы жёлтого дыма. Виктор закашлялся, сделал движение, чтобы выползти из-за бидона и не смог – нога застряла под нарами. Это спасло ему жизнь – сверху ударил винтовочный выстрел, один, другой. Видимо, стрелок сам мало что видел внизу и бил на звук, копошение, производимое беспомощной жертвой. Пули с тупым стуком пробивали алюминий стенок бака вместе с водной преградой и застревали в стене. Третий, четвёртый… Виктор, ни жив, ни мёртв, скорчился за баком в позе эмбриона. Струйки ледяной воды из проделанных пулями отверстий текли на лицо, на голову, за воротник…