Терри Пратчетт - Мерцание экрана

Мастер пожал плечами.

– Что ж, ничем не могу помочь, – ответил он. – Просто поставьте плюшевого мишку обратно.

Пару лет назад «Национальная портретная галерея» заказала нескольким авторам написать краткие биографические справки к нескольким портретам эпохи Елизаветы I, экспонировавшимся в галерее. Но, увы, никто не знал, кто на них изображен. Тем не менее я отнесся к заданию самым серьезным образом. Надеюсь, именно такой результат от меня и ждали.

Сэр Джошуа Сервитут из рода Сервитутов, Шрусбери, являлся – по крайней мере, по собственной оценке – одним из последних елизаветинских морских волков старой закалки. Впрочем, честолюбию его несколько мешало совершеннейшее отсутствие понимания принципов навигации. Документы, хранящиеся в «Национальном морском музее», свидетельствуют о том, что навигационный метод сэра Джошуа состоял в основном из различных вариаций на тему столкновения с предметами, что усугублялось абсолютной слепотой к различению левого и правого бортов. Среди моряков, которым посчастливилось ходить вместе с ним по морям и при этом выжить, бытовала шутка, что слепота эта объяснялась тем, что он никогда не пил у руля, но при этом всегда был пьян.

В сохранившихся бумагах сэра Джошуа содержится волнующий намек на то, что, не сумев открыть Америку, он мог непреднамеренно открыть практически все остальное. Что мы знаем, например, о стране гигантских прыгающих крыс, не только обнаруженной в южных океанах, но и потерянной на следующий день благодаря искусству сэра Джошуа?

Тем не менее на закате царствования Елизаветы I он ухитрился не только отыскать Америку, но и вернуться обратно в Англию. С великим почтением он представил Доброй королеве Бесс весьма дивное животное из далекой-предалекой страны, чей черно-белый мех он посчитал достойным королевского величия.

Именно в тот момент придворные осознали, что помимо чувства направления, из-за отсутствия которого сэр Джошуа частенько являлся ко Двору, надев башмаки не на ту ногу, он был также начисто лишен обоняния. В результате королева, несмотря на прогрессирующие телесные немощи, сумела развить довольно приличную скорость. Когда отчаявшиеся придворные принялись расспрашивать ее о цели бега, монаршая особа изволила отвечать: «Куда угодно, лишь бы подальше от этого ненормального!»

Однако, пока работавшие посменно слуги драили дворцовые полы, а самка скунса рожала в подвале, королева назначила сэра Джошуа капитаном Золотарей, иными словами, поставила заведовать уборными, к каковой должности он был явно весьма пригоден.

Не обращая внимания на такие мелочи, как хихиканье придворных, он отнесся к новому поприщу со всей серьезностью и даже вывел на фамильном гербе девиз: «Quod Init Exire Oportet» («Что входит, то и выходит»).

Доктор Джон Ди [55] Джон Ди, иногда Дии ( англ . John Dee, 1527–1609) – английский математик, географ, астроном, алхимик, герметист и астролог валлийского происхождения. сказал о нем однажды: «Этот человек родился не под теми звездами, хотя и не догадывался, под какими именно».

Неистовый в трудах, не обращающий внимания на ядовитые газы, которые он один не мог учуять, сэр Джошуа провел последние годы жизни в следующем по счету столетии, пытаясь обуздать их огненную природу. Однажды он добился ошеломительного успеха, приведшего к тому, что его шляпу нашли в Кингсвинфорде, а голову – в медвежьей яме в Дадли.

Сборник «После короля», для которого писался этот рассказ, представлял собой антологию в честь Дж. Р. Р. Толкина, а вовсе не попытку вторгнуться в Средиземье, несмотря на то что в тот момент мною владело боевое настроение. Но все течет, все меняется. Вы воюете, чтобы изменить мир, но когда он действительно становится другим, в нем не остается места для бойцов. Те, кто боролся за светлое будущее, не всегда подходят для жизни в нем. Лесопилки вытесняют пауков из темных лесов, бесконечные равнины обносятся заборами…

Ветер дул с гор, наполняя воздух мелкими ледяными кристаллами.

Было слишком холодно даже для снегопада. В такую погоду волки приходят в деревни, а деревья в самом сердце леса взрываются от мороза.

В такую погоду разумные люди сидят дома у камина и рассказывают друг другу истории о героях.

Конь был старым. Наездник тоже. Своим тощим обликом животное напоминало замотанную в термопленку подставку для гренков, а человек, казалось, не падал только потому, что даже на это ему не хватало сил. Несмотря на пронизывающий холодный ветер, из одежды на нем не было ничего, кроме крошечного кожаного килта и грязной повязки на колене.

Он вынул изо рта отсыревший огарок сигареты и затушил его о ладонь.

– Что ж, – сказал он. – Поехали.

– Легко тебе говорить, – проворчал конь. – А что, если тебе опять сделается дурно? И спина начнет пошаливать. Каково мне будет, если меня съедят только из-за твоей не вовремя разболевшейся спины?

– Такого не случится, – заверил человек коня.

Он спустился на холодные камни и подул на пальцы, затем вынул из притороченного к седлу вьюка старый меч, чье лезвие больше напоминало ржавую пилу, и несколько раз нерешительно ткнул им воздух.

– Мастерство не пропьешь, – проговорил человек, затем поморщился и прислонился к дереву. – Клянусь, этот чертов меч с каждым днем становится тяжелей!

– Знаешь, положил бы ты его на место, – сказал конь. – Хватит на сегодня. И вообще, в твоем возрасте пора бы уже завязывать.

Человек закатил глаза.

– Будь проклята эта распродажа с молотка! Вот что бывает, когда покупаешь то, что принадлежало волшебнику! – простонал он, обращаясь к холодному миру в целом. – Я смотрел в твои зубы, разглядывал копыта, но мне и в голову не пришло тебя послушать .

– А кто, по-твоему, поднимал ставки на аукционе? – хитро прищурился конь.

Коэн-Варвар продолжал стоять, прислонившись к дереву. Он не был до конца уверен, что сможет выпрямиться вновь.

– Наверняка ты припрятал немало сокровищ, – предположил конь. – Мы могли бы отправиться к Краю. Как считаешь? Там хорошо и тепло. Найдешь себе тепленькое местечко где-нибудь у пляжа. Что скажешь?

– Нету больше сокровищ, – буркнул Коэн. – Все потратил. Пропил. Раздарил. Потерял.

– Мог бы отложить немного на старость.

– Никогда не думал, что доживу до старости.

– Однажды ты умрешь, – заметил конь. – Возможно, даже сегодня.