Кейт Лаумер - Звездные мошенники

— Отдохни, Карл Паттон, — произнес этот Голиаф. Он лежал на спине, заложив руки за голову и закрыв глаза. Что ж, заставить его идти не получилось, но можно не давать ему спать.

— Пустынные места, — сказал я.

Великан не ответил.

— Такое впечатление, будто тут не ступала ничья нога, — добавил я. — Даже медведя не видать.

И снова мне не удалось развести его на ответ.

— А как вы добываете пропитание? — спросил я. — Из чего делаете сыр и хлеб?

Он открыл глаза:

— Из сердцевины друг-дерева. Идет на муку или пасту, которую потом ферментируют.

— Ясно, — сказал я. — А вино, наверное, привозное?

— Плоды того же дерева дают нам вино.

Он сказал «нам» так же непринужденно, словно его возвращения домой ждали жена, шестеро детей и капитул Рыцарей Пифии.

— Должно быть, сперва тут было нелегко, — сказал я. — Если вся планета такая же, непонятно, как ваши предки вообще выжили.

— Они боролись, — проговорил великан таким тоном, словно это все объясняло.

— Вам больше не надо сражаться, — сказал я. — Вы можете оставить эти камни и спокойно жить там, где теплее.

Великан посмотрел в небо, словно размышляя:

— У нас есть легенды о месте, где воздух теплый, а земля открывается, чтобы извергнуть плоды. Не думаю, что мне там понравилось бы.

— Почему же? Вам нравятся трудности?

Он повернул голову и посмотрел на меня:

— Это ты переносишь трудности, Карл Паттон, страдаешь от холода и усталости в чужом краю. А я — дома.

Я заворчал. Что бы я ни сказал, мои реплики отскакивали от Джонни Грома и возвращались ко мне.

— Я слыхал, тут водятся всякие злобные животные, — сказал я. — Но что-то не вижу их следов.

— Скоро увидишь.

— Это ваша интуиция или…

— Стая снежных скорпионов идет по нашему следу уже несколько часов. Когда мы выйдем на открытое место, ты их увидишь.

— Откуда вы знаете?

— Вула мне сказала.

Я посмотрел на здоровенную псину, положившую голову на лапы с усталым видом.

— А откуда у вас появились эти собаки?

— Здесь всегда жили собаки.

— Может, на корабле была парочка, — сказал я. — Или замороженные эмбрионы. Я думаю, тогда везли даже племенной скот.

— Вула происходит от боевых псов. Ее предком был могучий гончий пес Надежный, который убил собак короля Руна на поле Сломанного Ножа.

— Ваш народ вел междоусобные войны? — Он не ответил. Я фыркнул. — Я-то думал, выживание стоило вам больших трудов и вы слишком ценили жизнь, чтобы воевать.

— Чего стоит жизнь без правды? Король Рун сражался за свои убеждения, принц Даль — за свои.

— И кто победил?

— Они сражались двадцать часов. Принц Даль упал, а король Рун отступил и дал ему встать. Но в конце концов принц нанес королю сокрушительный удар.

— И это доказало, что он был прав?

— Не важно, во что человек верит, Карл Паттон, если он верит в это всем сердцем и душой.

— Как бы не так. Фактам плевать, верят в них или нет.

Великан сел и указал на сверкавшие вдалеке белые пики.

— Горы — это истина, — сказал он. Потом посмотрел в небо, где высокие, исчерна-фиолетовые тучи громоздились, словно стены крепости. — Небо — это истина. И эти истины значат куда больше, чем факты о камне и газе.

— Не понимаю этой поэтической манеры изъясняться, — сказал я. — Благо состоит в том, чтобы вкусно есть, сладко спать, иметь все лучшее. Всякий, кто утверждает другое, — либо мученик, либо обманщик.

— Что такое «лучшее», Карл Паттон? Разве ложе мягче усталости? Разве соус лучше аппетита?

— По книжке чешете?

— Если ты настолько жаждешь легкой роскоши, как говоришь, почему ты здесь?

— Очень просто. Чтобы заработать деньги и купить на них отдых.

— А потом ты, если не умрешь по пути, отправишься туда, на прекрасную планету, чтобы есть обильные плоды, собранные чужими руками?

— Конечно, — сказал я. — Почему нет?

Я почувствовал, что разозлился, не смог понять почему и от этого разозлился еще сильнее. Тогда я сделал вид, будто ничего не произошло, и притворился, будто сплю.

Четыре часа спустя, после долгого подъема, мы увидели лес и ледник, раскинувшиеся на тысячу квадратных миль — достаточно много, чтобы дать представление о размерах планеты под названием Вангард. Мы шли уже девять часов, и, невзирая на сервоприводы и все прочее, я начал это ощущать. Здоровяк же был как новенький. Он прикрыл ладонью глаза от солнца, слишком маленького и слишком яркого, будто перед бурей, и показал на пик, возвышавшийся у края долины, — до него было мили две.

— Там мы будем спать, — объявил он.

— Он нам не по пути, — возразил я. — Почему нельзя спать прямо тут?

— Нам нужны укрытие и огонь. Хольгрим не обидится, если мы туда придем.

— Что за Хольгрим?

— Это его хижина там стоит.

Я почувствовал, как по спине пробежали мурашки: так бывает, если в разговор вступают призраки. Не то чтобы меня беспокоили призраки — только люди, верящие в них.

Дальше мы шагали молча. Когда мы подошли к хижине, Вула, ворча, все обнюхала. Постройка была сложена из бревен, ошкуренных, покрытых резьбой и покрашенных в красный, зеленый и черный. Крутая остроконечная крыша, крытая кровельным сланцем, пара каменных труб и несколько окошек с цветными стеклами. Когда мы вышли на расчищенный участок, великан приостановился, опираясь на посох и оглядывая все вокруг. Дом выглядел хорошо сохранившимся. Впрочем, на него пошли камни и бревна из этой же местности. Неудивительно, что он хорошо выдерживал здешний климат.

— Прислушайся, Карл Паттон, — сказал великан. — Тут почти что слышен голос Хольгрима. На миг может показаться, что сейчас он распахнет дверь и поприветствует нас.

— Если не считать того, что он мертв.

Я прошел мимо него к здоровенной деревянной черно-фиолетовой двери — по размеру она вполне бы подошла Нотр-Даму. Я потянул громадную железную задвижку двумя руками, но не преуспел. Джонни Гром сдвинул ее пальцем.

В большой комнате было холодно. Иней, лежавший толстым слоем на фиолетовом деревянном полу, хрустел под ботинками. Несмотря на густую тень, я разглядел на высоких стенах звериные шкуры, зеленые, и красные, и с золотым мехом, яркие, как китайский фазан. Имелись и другие трофеи — громадный череп с клювом, трех футов в длину, с рогами, протянувшимися вперед, словно крылья из белой слоновой кости, что заканчивались кинжальными остриями, посеребренными, с черной окантовкой у основания; обтянутая кожей голова, сплошь состоявшая из челюстей и зубов; потускневший боевой топор десяти футов в длину, с фигурным лезвием. В центре комнаты, между двумя очагами размером с городскую квартиру, стоял длинный стол. Я заметил отблески света на больших металлических кубках, блюдах, столовых приборах. Вокруг стола стояли стулья с высокими спинками, а в дальнем конце, лицом ко мне, в большом кресле сидел седобородый великан с мечом в руке. Собака заскулила, и этот звук превосходно передал мои чувства.