Кейт Лаумер - Звездные мошенники

— Вы тот человек, которого они называют Джонни Громом? — сказал я. Он пропустил это мимо ушей, разве что улыбнулся слегка. — Я Паттон, Карл Паттон. Катапультировался с корабля.

Я указал в небо. Он кивнул:

— Знаю. — Голос его звучал низко и гулко, как орга́н, а вокруг груди можно было совершать пробежки. — Я слышал, как твой корабль упал. — Он осмотрел меня и не обнаружил открытых переломов. — Рад, что ты успешно приземлился. Надеюсь, Вула тебя не напугала.

Его стандартный звучал старомодно и немного высокопарно, со следами странного акцента. Челюсть на моем привычно-невозмутимом лице, должно быть, отвисла на несколько футов, потому что великан улыбнулся. Зубы у него были ровные и белые, словно фарфор.

— С чего бы мне пугаться, — сказал я, и мой голос даже не сорвался. — Я видел, как моя трехлетняя племяшка погладила по колену датского дога — выше она не дотягивалась.

— Пойдем ко мне домой. У меня есть еда и очаг.

Я взял себя в руки и перешел к делу:

— Мне надо отыскать мой грузовой контейнер. Там… пассажиры.

На лице великана появилось вопросительное выражение.

— Они живы, пока что, — продолжил я. — У меня есть устройство, которое сообщило, что контейнер приземлился благополучно, спустился на парашюте. Капсулы противоударные, и если транслятор маячка уцелел, они тоже целы. Но оборудование могло побиться. В таком случае они умрут.

— Это очень странно, Карл Паттон, — замораживать живых людей.

— Без заморозки они недолго бы оставались живыми, — сообщил я ему. — Ожоги третьей степени по всему телу. Возможно, еще и внутренние. В медицинском центре их поместят в восстановительные камеры и заново нарастят кожу. Когда они очнутся, то будут как новенькие. — Я одарил его многозначительным взглядом, изобразив беззаветную решимость. — Если я доберусь туда вовремя, так и будет. Но если они выйдут из анабиоза здесь… — Я позволил недосказанным словам повиснуть в воздухе, не став описывать смерть пассажиров, и устроил небольшое представление, изучая циферблаты у себя на запястье. — Контейнер приземлился где-то там. — Я указал на север, вверх по склону. — Не знаю, насколько далеко. — Я бросил взгляд на Джимми, чтобы понять, как он воспринял последние факты. Чем меньше придется объяснять, тем лучше. Но он говорил чуть более рассудительно, чем я ожидал, исходя из своих исследований. Теперь любой промах мог погубить все дело. — Может, в сотне миль отсюда, может, дальше.

Великан задумался, глядя на меня сверху вниз. Взгляд его был дружелюбным, но каким-то далеким, словно свеча в окне чужого дома.

— Это плохое место, то, на которое они упали, — сказал он. — Горы Нанди высоки. Ты умрешь, добираясь дотуда.

Я знал, что это суровые края, так как тщательно выбирал их. Я послал ему мужественный, прямой, как ствол пистолета, взгляд.

— Там десять человек. Я за них отвечаю. Придется сделать, что смогу.

Наши взгляды встретились. В глазах великана впервые вспыхнул огонек.

— Сперва тебе нужно отдохнуть и поесть.

Мне хотелось еще что-нибудь сказать, подсечь рыбку, но тут мир вокруг меня начал медленно вращаться. Я сделал шаг, чтобы восстановить равновесие, и воздух заполнился светящейся снежной крупой, а потом накренился, и я соскользнул в ту темноту, что всегда поджидает…

Когда я пришел в себя, то увидел, что в двадцати футах надо мной, на потолке из полированного черного и красного дерева, пляшут оранжевые отсветы. Источником света оказался костер, которого вполне хватило бы, чтобы зажарить быка; он пылал в очаге, сложенном из камней размером с могильную плиту. Я лежал на кровати немногим меньше гандбольной площадки, а в воздухе витал запах супа. Я подполз к краю кровати и кое-как спрыгнул на пол с высоты в четыре фута. Собственные ноги показались мне переваренными макаронами. Ребра болели — возможно, от долгого путешествия на плече у великана.

Он посмотрел на меня со своего места за большим столом.

— Ты устал, — сказал гигант. — И у тебя много синяков.

Я посмотрел на себя. На мне не было ничего, кроме нижнего белья.

— Мой скафандр! — взревел я, точнее, прохрипел — и не только из-за слабости. Я представил себе картину: оборудование ценой в шестьдесят кусков и многомиллионное кредитное соглашение сунуты в утилизатор — или в огонь, — а на замену им выложили чистенький комбинезон.

— Вот он. — Хозяин дома кивком указал на изножье кровати. Я схватил скафандр и осмотрел его: вроде все в порядке. Но мне это не понравилось, как и мысль о том, что я был беспомощен, а ухаживал за мной человек, с которым мне позднее придется разбираться. — Ты отдохнул. Теперь поешь.

Я сел за стол, на стопку одеял, и нырнул в миску густой похлебки из аппетитных овощей, красных и зеленых, и кусков нежного белого мяса. Был и хлеб, вязкий, пахнущий орехами, и терпкое лиловое вино — оно пошло лучше, чем лучшая марочная продукция фирмы «Арондо» с Плезира-4. Потом великан развернул карту и указал на горный район: изображение напоминало грубо набросанные куски штукатурки.

— Если контейнер здесь, будет трудно, — заметил гигант. — Но возможно, он упал вот сюда.

Он показал на более ровный участок к юго-востоку от изрезанного района.

Я для проформы предложил проверить азимут по прибору. Направление, которое я сообщил, лишь на три градуса отличалось от настоящего. При 113,8 мили — именно такое расстояние показывал прибор — мы должны были промахнуться на десять миль.

Великан нанес наш маршрут на свою карту. Оказалось, что путь пролегает вдоль края местности под названием Башни Нанди.

— Возможно, — сказал великан. Он был не из тех, кто тратит слова впустую.

— Сколько еще осталось светлого времени суток? — спросил я его.

— Пятьдесят часов. Немного меньше.

Значит, я провел в отключке около шести часов. Это мне не понравилось. Время — деньги, а сроки поджимали.

— Вы с кем-нибудь разговаривали?

Я посмотрел на большой, слегка устаревший экран у одной из стен: стандартная модель, Y-частоты, задержка в полумиллионную долю секунды. Это давало четырехчасовой оборот при связи со станцией Кольцо-8.

— Я сообщил смотрителю станции, что ты благополучно приземлился.

— А что еще вы ему сказали?

— Так нечего больше было говорить.

Я встал.

— Вы можете связаться с ними снова, — сказал я. — И передать, что я отправился к контейнеру.

Я сжал губы и принял вид «не-надо-по-мне-плакать». Краем глаза я заметил, что великан кивнул, и на мгновение задумался, уж не дала ли сбой знаменитая аналитическая система Ульриха. Вдруг эта груда мужественности намеревается сидеть на попе ровно, а бедному, хрупкому, маленькому мне придется преодолевать свой путь в одиночку?