Кейт Лаумер - Звездные мошенники

— Хольгрим ждет нас, — послышался рядом со мной тихий, низкий голос Джонни. Мой спутник прошел вперед. Я стряхнул оцепенение и последовал за ним. Подойдя поближе, я увидел, что сидящий великан покрыт ледяной коркой: лед блестел на бороде, на руках, на открытых глазах.

Лед также покрывал стол, посуду, глянцевитое черное дерево стульев. Обнаженный короткий меч примерз к столу. Когти Вулы громко скрежетнули по полу, когда она прокралась следом за хозяином.

— Вы не хороните своих мертвых? — выдавил я. Голос мой прозвучал резковато.

— Он велел своим женщинам приготовить ему все это, когда почувствовал приближение смерти.

— Почему?

— Это секрет, который Хольгрим не выдаст.

— Нам лучше устроиться снаружи, — сказал ему я. — Тут не дом, а холодильник.

— Огонь это исправит.

— Тогда наш друг растает. Пожалуй, я предпочту, чтобы он сохранил свой нынешний вид.

— Небольшой огонь, лишь для того, чтобы согреть еду и получить угли, рядом с которыми можно будет лечь.

В ящике у двери лежали дрова, темно-красные, твердые, как гранит, — и подходящей длины. Подходящей для моего спутника, конечно. Он передвигал восьмифутовые поленья восемнадцатидюймовой толщины, словно хлебные палочки. Должно быть, в них было полно летучих смол — они вспыхнули с первой спички и загорелись с ревом, издавая запах мяты и камфоры. Большой Джонни сварганил смесь из горячего вина и какого-то тягучего сиропа из горшка на столе, с которого сбил лед, и вручил мне полугаллонную кружку этого добра, крепкого, но неплохого, которое при первом глотке напоминало на вкус скипидар, а потом — сущую амброзию. Еще там были замерзший хлеб, и сыр, и суп, который гигант помешивал в большом горшке на огне. Я съел все, что мог, и еще немного извел впустую. Себе мой объемный друг взял спартанскую порцию и, прежде чем выпить, отсалютовал кружкой хозяину дома.

— Давно он умер? — спросил я.

— Десять наших лет назад. — Великан помолчал, потом добавил: — Больше ста по стандартам Лиги.

— Это ваш друг?

— Мы дрались, но потом снова пили вино вместе. Да, он был моим другом.

— А давно вы тут… одни?

— Девять лет. Дом Хольгрима оказался чуть ли не последним, которого коснулся мор.

— Почему мор не убил вас?

Джонни покачал головой:

— Вселенная тоже любит шутить.

— Как это было? Когда все они умирали?

Здоровяк поместил кружку в ладонях, глядя мимо меня, в огонь.

— Сперва никто ничего не понял. Мы здесь не знали болезней — до появления первых гостей. Нашими врагами были ледяные волки и скорпионы, лавины и убийственный мороз. Это было ново — враг, которого нельзя увидеть. Некоторые умерли, ничего не понимая, другие бежали в леса, но рок настиг их и там. Оксандра убил своих маленьких сыновей и дочерей, прежде чем удушающая смерть добралась до него. Джошал стоял в снегу, вращал боевой топор и посылал насмешки в небо, а потом упал и больше не встал.

— А ваша семья?

— Как видишь.

— Что?

— Хольгрим был моим отцом.

Остальные члены семьи — брат, дядя, мать и несколько сестер — ушли поодиночке, когда подошло время, и отправились в горы, на вершину, что звалась Хель. Джонни не знал, зачем они это сделали. Но я понимал: так лучше, чем обременять умирающих трупами, о которых надо позаботиться.

Джонни все это, кажется, не слишком трогало. Вид у него был слегка скучающий.

— Расскажи мне о своем мире, Карл Паттон, — предложил он. — Там все такие, как ты, — маленькие, но сильные духом, способные на такое?

Я сказал ему, что я — исключение. Что у большинства людей хватает ума сидеть дома и наслаждаться жизнью. Он кивнул и сказал: «Прямо как у меня». Я заметил, что почти у всех них куда больше развлечений, чем у него, рассказал о разных чудесах — Три-Д, электронном гольфе, картах, игральных костях, алкоголе, — притворившись, что все это очень нравится мне.

— Я бы хотел иметь инструменты, Карл Паттон, — сказал Джонни. — Такие, как в Большом каталоге. Для работы с нашим местным камнем и деревом. Вот это было бы удовольствие! — Он посмотрел на свои ручищи. — Умение в них есть, я знаю. Творить красоту из грубой материи — великое дело, Карл. У тебя есть дома такие инструменты?

Я сказал ему, что в юности сделал несколько моделей кораблей, прежде чем с головой ушел в «полную приключений» жизнь вольнонаемного космонавта.

— И вот у меня появился собственный корабль, — объяснил я: похоже, моего друга это заинтересовало. — Роскошный лайнер, переделанный из захваченного линейного корабля хакков. Вооружение я сохранил, просто на всякий случай, но, видимо, многие решили, что я не прочь им воспользоваться. Я обнаружил, что могу торговать с самыми адскими портами на Арме, полными бандитов, и Банда не издаст ни единого писка. В один непрекрасный день меня остановил флотский эсминец; на мой корабль послали призовую команду и взяли его на буксир. Заявили, что у меня на борту нашли контрабанду. Потом капитан эсминца предложил мне выход из положения. Примерно тогда я понял, что сам себя одурачил. Банда перехватила эсминец и подсунула мне розовую дурь. Не важно, как она там очутилась: если бы на меня натравили настоящие военные суда, я бы попал. Никакие объяснения не помогли бы, но у меня все-таки был выход…

— И ты, конечно же, сказал этим негодяям: «Делайте, что хотите», да, Карл? Всякий настоящий мужчина поступил бы так.

— Не совсем, — сказал я ему. Мне почему-то хотелось сохранить лицо. — Я выслушал их предложение и притворился, будто согласен.

— Опасная игра, Карл, — очень серьезно сказал великан. Я пожал плечами и развел его на рассказ об охотничьем ледяном волке, местном членистоногом — нечто вроде человекоядного паука, только покрытого превосходным мехом. Охотничий теплокровный тарантул десяти футов в высоту — не моя добыча, так я ему и сказал. Я не спал уже почти двадцать часов и поэтому задремал, пока Джонни вещал о великой схватке между волками и скорпионами за господство над этим поселением, после того как снежный патруль перестал существовать.

Мы спали, завернувшись в шкуры, которые Джонни Гром снял со стен и согрел над очагом. Он оказался прав насчет тепла. Пламя растопило иней в полукруге радиусом в десять футов, но никак не подействовало на остальную комнату. Вскоре после полудня мы вышли в путь. Я торопился, как только мог. Через восемь часов пути по все более сложной местности, поднимавшейся вверх, здоровяк поставил это мне на вид.

— Я меньше тебя, но это еще не значит, что я не в форме, — сказал я ему. — И я привык к более высокой силе тяжести. А что, для тебя это чересчур? — добавил я, будто бы небрежно, хотя очень внимательно ждал ответа. Пока что Джонни выглядел как новенький.