Кейт Лаумер - Звездные мошенники

Поступившая последовательность цифр была автоматически записана и скормлена управляющему устройству.

— Четыре-четыре-восемь, вас понял, — сказал я, когда он договорил. — Но послушайте, внизу необитаемая местность. А вдруг охладитель при падении выйдет из строя? Лучше я останусь при контейнере и попытаюсь посадить его аккуратно.

— Невозможно, Король Дядя! — Голос потеплел на несколько градусов. В конце концов, я был храбрым, хоть и скупым капитаном торгового флота, решительно настроенным исполнить обязательства по договору, даже если придется рискнуть собственной шеей. — Честно говоря, даже этот заход на посадку — уже на грани. Единственный шанс для вас и вашего груза — беспрекословно выполнять мои инструкции!

Он не стал добавлять, что неподчинение приказам Службы наблюдения — уголовно наказуемое деяние. Ему этого не требовалось. Я был в курсе — и рассчитывал на это.

— Ну, как скажете. Включу маячок на контейнере. Но послушайте, сколько понадобится времени, чтобы прислать сюда спасательный корабль?

— Он уже в пути. Дорога займет… где-то триста часов.

— Это же больше двенадцати стандартных дней! — Я позволил себе короткую паузу, необходимую, чтобы медленные мыслительные процессы бедного, но честного космонавта привели к кое-каким простым выводам, потом выпалил: — Если холодильное оборудование разобьется, изолирующий материал не сможет поддерживать нужную температуру столько времени! И… — Очередная пауза для возникновения следующей очевидной мысли. — А как же я? Как мне быть там, внизу?

— Давайте сперва разберемся с вами, капитан.

Симпатии в голосе поубавилось, но совсем чуть-чуть. Даже герой имеет право думать о том, как выжить, после того как он позаботится о своих людях.

Разговор продолжался еще некоторое время, но все существенное уже было сказано. Я выполнял приказы, делая ровно то, что мне говорили, не больше и не меньше. В течение часа вся аудитория Три-Д этого сектора должна будет узнать, что потерпевшее аварию госпитальное судно опустилось на Вангард и жизни десяти человек — одиннадцати, считая и меня, — висят на волоске. А я преодолею линию обороны объекта и получу возможность приступить ко второму этапу.

На высоте в десять тысяч миль возник звук — одинокий, унылый стон молекул воздуха, рассекаемых устаревшим грузовым судном в две тысячи тонн, спускающимся слишком быстро, по неважной траектории, с неработающими тормозами. Я играл тем, что осталось от струйных рулей, разворачивая корабль хвостом вперед и перегоняя остатки реактивной массы туда, где она могла принести больше пользы. Когда корабль очутился там, где требовалось, оставалось разобраться еще примерно с восемью тысячами миль гравитационного колодца. Я проверил самописец, определив целевой район; корабль подо мной дергался и трясся, стон перешел в вой, словно где-то неподалеку дикий зверь получил пулю в брюхо.

На высоте в двести миль ходовые двигатели вырубились, и мир превратился в водоворот красного огня, а из-за давления я чувствовал себя как жаба под сапогом. Это длилось достаточно долго, чтобы я успел полдюжины раз потерять сознание и прийти в себя. Потом корабль внезапно сорвался в свободное падение, у меня остались считаные секунды. Схватиться за рычаг сброса контейнера было не труднее, чем установить наковальню на веревочной лестнице. Когда грузовой отсек отстрелился, корабль тряхнуло. Я натянул скафандр, забрался в спасательную капсулу, захлопнул крышку, в последний раз вдохнул затхлый корабельный воздух и нажал кнопку катапультирования. Десять тонн перьевой подушки врезались мне в лицо и вколотили меня в другой мир.

Я вынырнул из большого темного океана, где меня и подкарауливали плохие сны, и выскочил на бледный солнечный свет полусознательного состояния как раз вовремя, чтобы застать панорамный вид гор, острых, как акульи зубы, с белыми шапками на вершинах, протянувшихся через всю планету до иззубренного горизонта в сотне миль от этого места. Должно быть, я снова потерял сознание: в следующую секунду одинокий пик перекрыл вид, доступный мне через лицевую пластину скафандра, и помчался ко мне, словно девятый вал. Когда я очнулся в третий раз, то осознал, что качусь по крутому склону к чему-то вроде вспученной темной лавы. Потом я понял, что это листва — темно-зеленая, плотная, быстро приближающаяся. Я только и успел заметить, что маячок контейнера мигает зеленым — значит, мой груз на планете и невредим, — и снова отключился.

На этот раз я пришел в себя от холода. Это было первое, что я осознал. Второе — что у меня болит голова. И все остальное. Мне потребовалось довольно много времени, чтобы написать завещание, по которому все отходило Обществу эвтаназии, отстегнуться, открыть капсулу и выползти в то, что любители походов назвали бы бодрящим горным воздухом. Я проинспектировал все места, где чувствовал боль, и выяснил, что кости и суставы целы. Потом включил встроенный в скафандр терморегулятор и ощутил, как в меня начинает проникать тепло.

Я стоял на сосновых иголках — если, конечно, бывают сосновые иголки трех футов в длину и диаметром с соломинку для коктейлей. Они образовывали пружинистый ковер, покрывавший землю под деревьями, высокими, словно ионические колонны, уходившими ввысь, в темно-зеленый полумрак. Вдалеке, между древесными стволами, я заметил блестящие пятна снега. Стояла тишина, и все было недвижно — даже раскинувшиеся над моей головой широкие ветви не колыхались. Встроенные в скафандр приборы сообщили мне, что атмосферное давление составляет шестнадцать футов на квадратный дюйм, содержание кислорода — пятьдесят один процент, внешняя температура — минус десять по Цельсию. Все как говорили. Шкала локатора указывала, что грузовой отсек приземлился примерно в сотне миль к востоку от того места, где я стоял. Насколько я мог судить по устройствам, встроенным в мой навороченный наручный пульт, все функционировало нормально. И если собранная мной информация была так же хороша, как уплаченная за нее цена, я находился в десяти милях от той точки, где планировал очутиться, то есть в половине дня пути от любимого места Джонни Грома. Я выставил усилитель скафандра на минимум, посмотрел на компас и пошел.

При низкой гравитации идти легко, даже человеку, которого перед этим колошматило на протяжении нескольких сотен миль в разреженной атмосфере, да и скафандр тоже помогал. По его внешнему виду не скажешь, но стоит он как роскошная жизнь в отставке на одной из этих планет из родия и стекла с регулируемым климатом и горячими и холодными проточными оргиями. Кроме стандартной регулировки температуры и воздуха, а также сервоприводов, благодаря которым я шел без боли, он был оборудован всевозможными замкнутыми системами жизнеобеспечения и усилителями реакций, какие только предлагались на черном научном рынке, включая и те, на которые с удовольствием наложили бы руки безопасники Лиги. Уже одно устройство, следившее за метаболизмом и регулировавшее его, стоило всех потраченных денег.