Андрей Максимов - Самоубийство Земли [Повести и рассказы]

Великий Командирчик, я много летал и повидал много. Я видел разных командирчиков и заметил, что самые глупые из них все время пытаются не позволить народу чем-нибудь заниматься. Им кажется: если народик вовсе ничего не делает — правителям нечего опасаться. Дурачки! Народ — тот же ребеночек: отними у него все игрушечки, так он непременно начнет забавляться собственными ручками, и, того и гляди, сломает себе пальчик… Прости, Великий Командирчик, ты ведь не знаешь, что это такое — ребеночек, тебе неведомо само понятие «продолжение рода», твоя жизнь не имеет конца и потому у нее нет продолжения: вечность не нуждается в потомстве. Впрочем, извини, это я уже о своем заговорил… Тебе же главное запомнить еще один принципик нашего «Руководства…»: народ может делать все, что угодно, — главное, чтобы по сути он не делал ничего. Не удивляйся, Великий Командирчик, поверь мне: есть множество занятий, которые увлекают народик, и при этом не приносят ни вреда, ни пользы.

Итак, вот проблемка: как развлечь народик? Сейчас мы будем выбирать с тобой способы развлечения, и ты увидишь, как много этих способов.

Хорошо бороться с врагами — например, с внешними, мотивируя это тем, что они все время угрожают. Война за то, чтобы не было войны, в принципе, хорошо развлекает народик, но, боюсь, твои гражданчики этого не поймут, им ближе настоящий бой.

Можно побороться также с врагами внутренними, на них удобно сваливать любые неурядицы. В связи с этим запомни, Великий Командирчик, еще один принципик: настоящее государство отличается не тем, что вовсе нет недовольных, но тем, что недовольные хорошо известны Командирчику и выражают свое недовольство только тогда, когда Командирчику это необходимо.

Также очень хорошее развлечение для народика чего-нибудь строить. При этом не результат важен, а процесс. Главное: назвать строящееся каким-нибудь красивым словом и с помощью Приказика убедить всех, будто в этом строительстве и заключается смысл их жизни. Над этим мы непременно подумаем еще.

А пока давай начнем обсуждать с гражданами проблемки, которые не имеют к жизни никакого отношения. Мои полеты убедили меня: любой гражданинчик с особой страстью обсуждает почему-то именно те проблемки, решение которых абсолютно ничего не меняет в его собственной жизни.

Для начала давай начнем освоение потолка. Мы с легкостью докажем, что освоение потолка — дело всей Великой Страны. Мы придумаем разные способы освоения, мы прикажем золотым отыскать в своих абсолютно одинаковых рядах тех, кто будет достоин первым ступить на потолочек… Увидишь: солдатики с яростью примутся за решение этой проблемки.

А всевозможные всенародные диспуты, спорики? И чем менее понятен их смысл, тем лучше, с тем большим азартом будут в них все участвовать.

Великий Командирчик, покуда мы живы — а мы не умрем никогда — будет создаваться «Руководство по руководству руководством настоящим государством». Ты даже не представляешь, какие еще делишки предстоит нам вершить на этом пути. Но это все в будущем. Пока же ты можешь быть уверен: раз я здесь — никакого переворотика в твоей стране не произойдет, и она все быстрей и быстрей станет приближаться к истинному государству.

В далеком провале огромного окна возник ленивый взгляд серого утра. Утро никак не хотело разгораться, блеклые краски покрыли Великую Страну. Просыпаться и шагать в серость не хотелось никому.

Безголовый открыл глаза, увидел потолок, понял, что проснулся и вздохнул.

Тотчас на пороге комнаты возник Воробьев. Как всегда он был бодр и весел.

— Как понравилась Великому Командиру моя вчерашняя радость? — улыбнувшись, спросил он. — Я так люблю делать тебе подарки.

— Спасибо. Не мог бы ты посидеть со мной? — попросил Безголовый. — Мне грустно.

— Что так? Что так? Что так? — весело затараторил Воробьев. — Пусть только прикажет Великий Командирчик, и я расскажу ему еще несколько особенно важных принципиков «Руководства по руководству руководством настоящим государством».

— Спасибо, — повторил Безголовый. — Но, видишь ли, в чем дело: я начал вспоминать. Более того: воспоминания овладели мной, они душат меня по ночам. Я не могу ни о чем думать — я все время вспоминаю твои слова.

— Это не те проблемки, из-за которых стоит ломать себе голову, поверь мне, Великий Командирчик. Я прикажу, и тебе принесут какую-нибудь неожиданную радость. Думаю, тебя это развеселит.

Так сказал Воробьев, а сам подумал: «Глупые создания. Что они могут вспомнить — эти существа, которые не стареют, у которых ни смерти нет, ни рождения, чья жизнь не течет, а движется от события к событию — скачками, фрагментами? А ведь течение жизни и есть постарение. Дурачки, зачем нужны воспоминания существам, не ведающим старости?»

— Последний Министр, ты мудр и добр, — Безголовый попробовал улыбнуться. — Только я никак не могу понять: почему ты выбрал именно мою страну?

— Ты много раз задавал мне этот вопросик, и каждый раз я давал тебе один и тот же ответик: стоит тебе приказать, я тотчас улечу.

Так сказал Воробьев, а сам подумал: «Они все по сути одинаково-плюшевые дурачки: они не понимают собственного счастья. Он еще спрашивает: „Почему я здесь?“ Как будто есть еще державки, жители которых овладели бы вечностью? Здесь нет ни рождений, ни смертей, ни течения жизни, ни старости — разве это не вечность? Нашему роду слишком хорошо известно, что такое старение, — течение жизни, которое может прерваться каждую секунду, и что такое смерть… Кто знает, если я буду править ими, возможно, и мне перепадет кусочек вечности? Может, я стану бессмертным, как они, — кто знает…»

День никак не хотел разгораться. Казалось, уставшее время спряталось ото всех, и эти серые краски непроснувшегося утра, теперь уже — навсегда.

Бунтовать решили ночью. Во-первых, ночное время для бунта более подходящее. Во-вторых, если зажигать Великий Свет в ночном мраке — красивей получится. А в-третьих — это Пупсов сказал, и его все с удовольствием поддержали — символично получится: ночью побунтуем, как следует, а с утра начнется новая жизнь.

Бунтовать шли гуськом. Впереди Собакин-старший как Ответственный за дорогу. Следом за ним — Медведкин как Ответственный за все. А дальше остальные в произвольной последовательности.

Петрушин шел последним. И думались ему такие мысли-вопросы: «Куда я иду? Зачем? Что мне делать с Воробьевым, и как я буду за него отвечать?»

Вообще-то Петрушин очень не хотел идти бунтовать. До последнего момента идти и не собирался, но тут к нему пришел Крокодилий.

Крокодилина назначили «временным Ответственным за обеспечение явки Петрушина на бунт».