Кейт Лаумер - Запредельный человек [сборник]

— Где Джесс?

— Кто его знает? Мы нашли только этого... Вернее то, что от него осталось.

— Он что-нибудь сказал?

— Дорогуша, он всецело занят выживанием.

— Помогите ему! Сами знаете, деньги — не вопрос.

— Оплата твердой валютой?

— Просто вылечи его!

— Ах, Минки, душка, я ведь человек добрый, но ты так скупа на любовь ко мне. Вот думаю, а стоит ли... — Сопение. — Ну ладно, Минки, сладкая. К тому же дядюшку Абдуллу ты обслужила на редкость качественно...

— Сделай с ним что-нибудь! Смотри, он же кровью истекает!

— Терпение, сладкая. Эта тушка в плачевном состоянии. Требуются дорогие внутренности. Печень ни к черту... паштет, одним словом. Еще бы, две пули! Где мне сейчас искать здоровую печень? Они на деревьях не растут...

— К счастью для тебя, они растут на людях. А у тебя этого добра навалом.

— Мне что, ради этого чужака кого-то из своих порешить?

— Нет. Ради своей сальной шкуры!

— Хм-м-м... Честно и прямо. Так уж получилось, что у меня есть свежая печенка, только что вырезали. Она чуть великовата для продажи, а вот этот здоровяк точно не будет возражать.

— Дай ему все что нужно. Просто вылечи его. Мне плевать, как ты это сделаешь!

Они еще долго препирались, но я перестал их слушать — боль растекалась во мне, как расплавленная медь в литейной форме. Потом донеслись тихие, плаксивые звуки, я не сразу сообразил, что они вылетают из моей глотки. Я постарался сдержать их, но не смог. И вскоре стонал в полный голос.

Кто-то дергал меня за руку, кто-то резал ногу. Впрочем, меня это не волновало. Мысленно я унесся прочь, в радужную даль, плыл на мягком облаке, почему-то утыканном иголками — всякий раз, когда я пробовал пошевелиться, они кололись. Ко мне подступились с ножом для свежевания, разделали на дольки и разложили на солнышке просушиться. Потом кто-то другой собрал их вместе и начал сшивать, ругаясь, как сапожник. Меня и это не сильно взволновало.

Через некоторое время голоса зазвучали громче, настойчивей. Я открыл рот, желая послать всех на хер, но в лицо ударил запах всех больничных коридоров, в каких мне довелось побывать, и я поперхнулся. А облако подо мной истаяло легкой дымкой. Дымка окутала меня, отрезала от света и звуков, и я, вращаясь, полетел в темное ничто.

Очнулся я в кровати, лежа, как трупешник, выставленный напоказ в витрине похоронного бюро. Комната была освещена, как сцена соблазнения из «Дона Жуана». На окнах во всю стену — тюль в цветочек и бледно-желтые бархатные шторы, на полу — мандариновый ковер, на стенах — парочка небольших картин: завихрения розового, оранжевого и жженой умбры. Еще тут была какая-то легкая мебель — казалось, нажми кнопочку, и она сложится.

В одном из кресел сидела Минка. Без рисунков на лице, синей краски в волосах и платья из ленточек она выглядела лучше. Сейчас на ней был наряд вроде тоги из пленчатой ткани, который подчеркивал ее фигуру даже лучше, чем струи воды в душе. Волосы были светло-каштановые, а губы без помады казались свежее и мягче. Я хотел поздороваться, но только запыхтел. Минка подняла взгляд.

— Как ты? — спросила она нежно, будто по себе знала, каково мне пришлось.

— Вот, отдыхаю с комфортом, — прошипел я.

Минка подошла к кровати.

— Что с Джессом? — спросила она.

— Погиб.

— Я так и знала. Хотя, говорят, один, нашпигованный свинцом, ты бы так далеко не ушел...

Мне вдруг в голову пришла мысль, и я, не без усилий, ощупал ногу. На месте.

— С тобой все хорошо, — сказала Минка. — Этот крысоглазый карлик — просто волшебник.

— Кажется, я слышал разговор про замену внутренностей.

— Тебе пересадили печень, нервные волокна и бедренную артерию — ее просто разворотило. Повезло, что все оказалось под рукой. За пару часов до того, как тебя нашли, убили одного громилу.

Это я комментировать не стал. Потом Минка ушла, и я снова вздремнул. Проснулся голодный, и она накормила меня супом. Поев, я присмотрелся к лицу девушки. Юная, а вся в заботах.

Она засуетилась: взбила мне подушки, настроила свет. Потом закурила и спросила:

— Зачем ты пошел на это?

— Искал нужные сведения. Думал, найду там.

— И как, нашел?

— Не уверен.

— Джесс думал, ты знаешь что-то важное... кое для кого.

— Ошибался.

— Кто ты? Откуда прибыл? — спрашивала она неохотно, да и ответа, похоже, знать не хотела.

— Звучит, как бред, но я и в этом не уверен.

— У тебя... амнезия?

— Возможно. Я помню свое имя и могу зашнуровать ботинки. Зато в остальном...

— Джесс нашел тебя в парке. Сказал, ты сцепился с бандой потрошителей и убил их голыми руками.

— С этого и начинается моя память. Что было до того — полный туман. Я-то думал, что у меня есть зацепки, но, судя по всему, я живу двумя жизнями.

— Ты странный. Говоришь странно — я имею в виду не только акцент. Шутишь про смерть и страдания.

— Я надеялся, что это ты меня просветишь.

— В каком смысле?

— Насчет любопытных деталей: с чего Джесс взял, будто меня стоит тащить к себе домой, и почему за мной гоняются копы?

— Мне известно лишь то, что он рассказал. В остальном я знаю не больше твоего.

— Но ты ведь должна догадываться. Серьезную цену за меня заплатила.

Она взглянула на меня и вздрогнула всем телом, словно крыса, которую мотает в пасти пес.

— Прости, — сказал я. — Мы оба скрытничаем, спорим, пытаясь предугадать следующий ход. Может, карты на стол?

— Я уже сказала все что знаю. — Она смотрела мимо меня в пустоту. Лицо ее окаменело.

— Хорошо, — сказал я. — Тогда мне, пожалуй, лучше поспать. Обидно будет, если такая мастерская работа поползет по швам.

Следующие несколько дней я спал очень много. То ли Минка что-то подсыпала мне в супчик, то ли матушка-природа брала свое. В XXII веке меня мало что удивляло, но их медицина — да: она обставляла ту, что я знал. Примерно как «Боинг-747» — собачью упряжку.

Минка почти не оставляла меня одного, работая за сиделку. Она действовала эффективно, но предпочитала молчать.

Я провалялся в кровати несколько дней, наблюдая через балконную дверь, как мимо проплывают облака, и стараясь ни о чем не думать. А потом, в один прекрасный вечер, резко захотелось встать, глотнуть свежего воздуха.

Я перекинул ногу через край кровати. Вроде все хорошо. Тогда я встал на обе ноги и направился к колоннам. Миновал уже полпути, когда в комнату вошла Минка.

— Куда это ты собрался? — Она быстро подошла ко мне, обняла рукой и помогла выпрямиться. — Убиться захотел?

Ее мягкая, теплая рука легла мне на голую спину. Тогда я сам обнял ее и притянул к себе.

— С ума сошел?.. — прошептала она, однако отстраняться не стала.

Я вдохнул легкий аромат ее духов, мои руки скользнули ей на талию и дальше вниз, по очаровательным изгибам бедер. Наряд из тонкой бумаги полетел в угол. Ее руки оплелись вокруг моей шеи, она прижалась ко мне всем телом: кожа — как нежнейший шелк, губы — как летняя ночь.