Святослав Сахарнов - Лошадь над городом

— Нет, как ни говорите, а все-таки в этой идее самого большого канала что-то есть... Вокруг Скандинавии!..

— В городе слух, из Москвы три жулика приехали, летающие карманники, двое себя за ученых выдают, один — за татарина.

— Теперь все ученые... И что с ними?

— По всему городу ищут... Палеонтологи, ха-ха!..

В этот момент раздался стук. Стучали из соседнего номера.

— Неужели первый час? — с удивлением спросил Неустроев. — А ведь и верно, поздно, я обещал жене быть не позже двенадцати.

— Кто здесь сосед? — шепотом поинтересовался директор у Згуриди.

Тот пожал плечами.

— Не знаю. Какой-то старичок. Только сегодня вселили.

Ничто беспокойно не кольнуло в сердце заведующего сектором, пугаться было нечего, и он предложил:

— Споемте, друзья?

— Вполголоса, вполголоса, — предупредил директор, но сам уже расстегнул пиджак и приспустил галстук. В низком номере сперва тихо, потом все громче зазвучали проникновенные слова о баргузине, который пошевеливает вал, и о Шилке с Нерчинском, которые, как казалось поющим, им никогда не будут страшны. В стену опять умоляюще застучали, но стук этот уже никто не услышал: зашевелились стулья, поехали, застолье стало распадаться; разойдясь по номеру, новоканальцы, те, что не пели, начали обсуждать неудачи местной футбольной команды, энергетический кризис в Европе и преимущества кульмана с двойным балансиром перед обычным...

Пробовали танцевать, но без дам это не получилось, а танцевать вприсядку директор запретил, постепенно шум стал стихать, темы себя исчерпали, стулья снова двинулись к столу.

— Бронислав Адольфович, тост! — закричали все, обратив взгляды к Згуриди.

Бронислав Адольфович притворно вздохнул, встал и, постучав вилкой по горлышку «Алазанской», потребовал тишину.

— По дороге шел слон, — негромко произнес он, и даже самые шумные мгновенно стихли, заинтригованные необычным началом. — Шел, — повторил завсектором, — и приближался к нашему городу. Дело было двести лет тому назад, и причина его появления была необычна. Говорят, что один посошанский купец вызвался доставить слона из Ирана — из Персиды, как писали тогдашние газеты, — в Петербург. Делалось это, вероятно, на предмет устройства в столице зоопарка или цирка. Слона купили, перевезли через Каспийское море на барже и отправили пешком. В пути не торопили, позади все время ехала телега, груженная сеном и отрубями, а когда купец заметил, что слон сбил ноги, то для животного сшили из воловьей кожи калоши...

— Великолепно! — выкрикнул Карцев. — Калоши — это блеск!

— Да... Можете представить себе ликование наших земляков, когда на улицах Посошанска показался этакий пешеход. Шум, крики. Слона — на постой. Но тут-то купца и подстерегала беда. Градоначальник, впрочем, может быть, глава городской власти назывался тогда как-то по-другому, увидев слона, тотчас представил себе, какой эффект будет иметь появление его в столице. И решил сделать на этом карьеру. Поднять, так сказать, частное коммерческое предприятие до уровня государственного дела. Сообщил депешей, что он направляет в столицу слона, окружил животное нарядом полиции и сам выехал следом, рассчитывая в момент вступления зверя в столичный град быть во главе процессии.

— Очень современно, — снова подал голос Карцев, — пока там поймут, чья заслуга. Главное мелькнуть в нужный момент перед телекамерой. Говорят, один писатель во время съездов так и высматривает...

— И все шло как задумано, и быть бы этому чиновнику во дворцах и славе, как вдруг, не доходя десяти верст до Петербурга, слон съедает гнилое яблоко и умирает... Я хочу сказать только одно, — неожиданно закончил Бронислав Адольфович, — история коварна обычно именно в тот момент, когда человек готовился праздновать победу, она подставляет ему ножку.

— Ну нет, это не тост! — зашумели новоканальцы. — Тост должен быть веселым. За победу!

— Ура! Ура! Ура!

Крикнув три раза, они продолжили поглощение вин и закусок, и тогда Згуриди решил, что настало время вытащить заветную бутылку.

— Армянский, тридцатилетней выдержки! — провозгласил он и встал, покачиваясь. Электрический свет в глубине бутылки вспыхнул солнечным огнем. Легкий стон был ему ответом.

— По капле, по капле! — все не опустошенные еще рюмки вмиг опустели. Стали искать пробочник, но оказалось, что все пробочники унесли официанты-математики.

— Я сейчас, — пробормотал Згуриди и, шатаясь, вышел в коридор. Идти искать ресторан было делом долгим, и он постучал в дверь соседнего номера. Дверь немедленно и резко открылась. В проеме стоял сухонький старичок в пижаме, со страдальческим выражением лица. Забыв, что из этого номера стучали, Згуриди показал старичку заветную бутылку.

— Не найдется ли у вас... — и он сделал рукой жест так, словно выдергивал из нее пробку.

— Зачем вы не даете мне спать? — простонал старичок, горько поморщился, но вынес нож, в котором кроме двух лезвий, пилок и шила был еще и пробочник.

— Разве можно так шуметь, ведь ночь, — с прежней болью сказал он, наблюдая, как Згуриди ловко тянет пробку из прозрачного бутылочного горла.

— Не сердись, дед. Сегодня у нас такой день. Можем же мы один раз в жизни. Нет? Ведь что в ней видишь хорошего? — В голове у завсектором плыло и пылало, несся какой-то мусор — брошенная когда-то в Баку подруга юности, алчная дура Бронислава Адольфовна, коварная Шурочка, с которой, конечно, надо было держаться совсем не так... Он вытащил пробку, свинтил ее со стального винта, отдал нож старичку и, почему-то решив называть его на «вы» и «мальчиком», закончил:

— Мальчик, что вы понимаете в жизни, мальчик. Дайте мне точку опоры, и я переверну всю отрасль. Ждем народный контроль. Если копнет... У-уу! Ни слова, — он приложил палец к губам, довольно твердо повернулся, двинулся по коридору к директорскому номеру, и вдруг, еще не войдя в него, удивился тишине, царившей теперь за дверью. Толкнув ее, он вошел.

То, что увидел завсектором, заставило его сразу же протрезветь. Он увидел немую сцену, которую можно было целиком перенести в бессмертную гоголевскую комедию: за столом, открыв рты и разведя руки, сидели новоканальцы, сидел, высоко подняв руководящие брови, директор, правая рука его была в воздухе, пальцы держали вилку с кусочком балыка, посреди комнаты стоял Иванов и, беззвучно шевеля губами, пытался что-то добавить к уже сказанному.

— Ч-что т-тут случилось? — проговорил пораженный завсектором.

— Случилось... А ну, повторите, — мертвым голосом сказал директор и только теперь нашел в себе силы опустить балычок.

— Это не наш город. Чертежи не наши... — внятно вымолвил Иванов.

— Какие чертежи?

— Вся папка, которую мы получили из библиотеки. Это не Посошанск. Компьютер ошибся. Это Борисолебск, линза с водой обнаружена под ним. Про это писали даже газеты. Только что пришла новая папка — под нами одна глина...