Александр Ломм - «Дрион» покидает Землю [Компиляция]

– Спрашивала. Я сказал, что вы у нас и тоже скоро придете домой.

– Ну, что я вам говорил, пан стражмистр? Чем не деловой парень! – воскликнул сапожник с довольным видом и снова вперил свой глаз в сына. – А как то дело? Получилось у вас что-нибудь?

– Еще бы! Конечно, получилось! – не без важности ответил Гонза.

Рогуш быстро обменялся с Ковандой понимающим взглядом и, тряхнув сына за плечо, вскричал:

– Да ты рассказывай все по порядку и со всеми подробностями! Чего ломаешься?!

– А что рассказывать-то? Тут и рассказывать нечего. Ну, разыскали мы с Оленькой Мирека и доставили его в надежное убежище. Вот и весь рассказ… А теперь я есть хочу и спать!

– Ну и вредный же ты, ну и скрытный! Весь в отца! – восхищенно произнес сапожник. – Только от меня, брат, нелегко отделаться! Разыскали, говоришь? Так вдвоем с Оленькой и разыскали?

– А то с кем же еще? Ясно, вдвоем. Больше с нами, помнится, никто отсюда не пошел. Мама вот набивалась, да мы не взяли ее!..

– А ехидный ты, Гонза, ну прямо вылитая мать! – проговорил одноглазый.

– Ладно, вылитая или нет, не приставай к мальчику! – вмешалась пани Рогушева, задетая замечанием мужа. – В самом деле, почему он будет тебе все рассказывать? Ты ведь с паном стражмистром, не в обиду ему будь сказано, все это время лясы точил, пока наши дети большое и опасное дело делали. Ну и не приставай теперь с пустыми вопросами!..

– Я не с пустыми вопросами, – серьезно возразил сапожник. – Найти человека и спрятать его от гестаповцев – это, слов нет, большое дело. Но это еще не все. Пока Мирек находится в Праге, над ним постоянно висит угроза ареста. Тебе это понятно, конспиратор ты безусый?

– Понятно, – нехотя согласился Гонза.

– Слава богу, понимать начинаешь! Ну, а коли так, то поймешь и дальнейшее. Мирека нужно сегодня же ночью или, во всяком случае, рано утром увезти из Праги. Любое дело, Гонза, нужно доводить до конца, а не бросать на половине. Ты можешь выполнить такую работу со своими загадочными помощниками (что без помощников тут не обошлось, в этом я уверен) или не можешь?

Гонза немного подумал и честно признался:

– Нет, отец, не могу… Точнее говоря, увезти его мы, то есть я… ну, да все равно! Словом, увезти было бы можно. Не этой, конечно, и не следующей ночью. Но вся штука в том, что для этого нужно место придумать, людей там подыскать… А это история долгая. Мы… то есть я тоже думал увезти его, только не сегодня и не в ближайшие дни, а этак недельки через три…

– Ого! Прямо на глазах ты, брат Гонза, умнеешь! Совсем толково заговорил. Итак, сами вы не осилите такой задачи. А ждать три недели опасно. И для Мирека опасно, и для тебя с Оленькой, да и для всех твоих таинственных помощников. Вот тут, значит, и пригодится одноглазый папаша, который только и знает, что подметки ставит да лясы точит.

– Ты, отец?

Гонза удивленно уставился на отца, словно впервые его увидел. Лицо парня постепенно озарялось широкой счастливой улыбкой. Он вдруг все разом понял.

– Да, я, сынок, – твердо сказал Рогуш и поднялся. – Эту ночь тебе не придется спать. Завтра отсыпаться будешь. А теперь быстро ужинай, и пойдем вместе доводить твое дело до конца… Давай, мать, корми своего героя!

Пани Рогушева тоже смотрела на мужа с изумлением. На мгновение ей почудилось, что она видит перед собой своего прежнего Карела, молодого, непреклонного и решительного, каким он был пятнадцать лет назад, в лучшую пору своей деятельности в партии. И радостно было ей видеть такое чудесное превращение, и страшно… Не сказав ни слова, она суетливо бросилась подавать сыну на стол.

Кованда попрощался со всеми за руку и отправился восвояси. В подворотне он наклонился к вышедшему проводить его сапожнику и шепотом спросил:

– Обойдешься сегодня без меня, товарищ Рогуш?

– Обойдусь, товарищ Кованда, – также шепотом ответил одноглазый и добавил: – Когда понадобишься, пришлю человека. Явочный девиз: «Все мы дети одной матери». Ответ: «И руки у нас чисты». Запомнишь?

– Запомню. «Все мы дети одной матери», «И руки у нас чисты».

– Ну, ступай… Привет Ольге!

– Спасибо…

Кованда еще раз от всего сердца пожал сапожнику руку и вышел на улицу. Шаги его гулко простучали по тротуару и постепенно затихли в отдалении…

Через полчаса одноглазый сапожник Рогуш и его сын Гонза тоже вышли из дома и поспешно зашагали в темноту ночи…

…Тревожная ночь миновала. Над проснувшимся городом в сизом мареве позднего зимнего рассвета зарождался новый день. Он нерешительно выплывал на еще заспанный сероватый небосвод, но уже было видно, что он обещает быть таким же голубым, солнечным, по-весеннему теплым, как и вчерашний. Воробьи в ожидании первых ласковых лучей уже возились на карнизах домов и нетерпеливо покрикивали. С седоватых от снега черепичных крыш, украшенных сталактитами ледяных сосулек, начали падать звонкие капли. Детвора с портфелями и ранцами разбегалась по школам, жуя на ходу бутерброды и не пропуская ни одной лужи без того, чтобы не проломить на ней каблуком хрупкую ледяную корку. Тысячи окон поднимали угрюмые веки затемнения, прозревали всеми своими стеклами, недоверчиво всматривались в наступающий день. Каков он будет? Какие радости или печали принесет с собой?..

В мрачном здании гестаповской «петчкарни» уже вовсю кипела работа. Сновали следователи с делами под мышкой, машинистки трещали на бесчисленных «ундервудах», конвоиры выводили на допросы из подземных казематов бледных, измученных узников.

Штурмбанфюрер Кребс сидел в своем кабинете и считывал два только что отпечатанных на машинке рапорта: один – об отчислении шарфюрера Вурма в действующую армию, в эсэсовскую дивизию «Мертвая голова», другой – о предоставлении в его, Кребса, распоряжение обершарфюрера СС барона фон Вильдена.

Определяя судьбы этих двух людей, посылая одного из них на верную гибель, а другого спасая от этой гибели, гестаповец не ощущал решительно никаких эмоций. Он подписал оба рапорта с одинаковым безразличием. Но в тот момент, когда он уже поднес руку к кнопке звонка, чтобы отправить рапорты по назначению, в дверь его кабинета быстро и настойчиво постучали. Отдернув руку от звонка, Кребс строго посмотрел на дверь и крикнул:

– Войдите!

На пороге появился младший гестаповский чин из оперативной группы шарфюрера Вурма. Лицо его было перекошено от ужаса. Забыв о предусмотренном уставом приветствии, он до отказа вытянулся перед начальником и едва выдавил из себя дрожащими губами:

– Раз… разрешите доложить, господин штурмбанфюрер! Только что у себя в кабинете застрелился руководитель нашей группы шарфюрер Вурм! Сотрудники ждут… ваших распоряжений…