Александр Ломм - «Дрион» покидает Землю [Компиляция]

Тогда Гонза повернулся к Миреку:

– Слушай, друг. Нам предстоит сделать короткий переход. Ноги у тебя целы? Не расшибся, когда упал?

– Колено немного ушиб, – ответил Мирек. – Но это ничего, идти я могу.

– Вот и хорошо, что можешь. На велосипеде тебе дальше ехать нельзя: и темно, и дорога плохая. Поведешь его с собой только для маскировки. Я первым пойду через площадь и подожду тебя на углу Тынской улицы. Дальше пойдем вместе. Понятно?

– Понятно.

Гонза внимательно осмотрел площадь и пошел прочь от памятника Яну Гусу, с удовольствием разминая затекшие ноги. Мирек подождал, пока он скроется в темноте и, тоже осмотревшись, повел за ним свой велосипед…

В подземном складе антиквара было холодно, как и во всяком глубоком подвале. Оленьке только поначалу, сразу после улицы, показалось, что тут тепло и уютно. Но вскоре она убедилась, что это далеко не так. Толстые стены подземелья не прогревались, вероятно, ни зимой, ни летом. От них несло вековой стужей.

Штаб поручил девушкам приготовить для Мирека место. Они сделали это с женской тщательностью и основательностью. Выбрав самую удобную старинную тахту, они стянули с нее пыльный чехол и приготовили на ней поистине княжеское ложе. Для этого Власте несколько раз пришлось отлучиться, чтобы доставить простыни, подушки и перины. И она ни на минуту не расставалась со своей шляпой и широким черным плащом.

– Неужели ты в этом наряде выбегаешь на улицу? – удивленно спросила Оленька.

– А зачем мне на улицу? – ответила Власта. – Я ведь живу здесь, в доме. Из подвала есть ход прямо на лестничную площадку, а там на втором этаже наша квартира.

– Но ведь на лестнице тебя может увидеть кто-нибудь из жильцов!

– В нашем доме нет жильцов. Раньше были, а теперь нету. Дом такой старый, что в нем никто жить не хочет. А мы живем. Мой отец ни за что не согласен выезжать из него. Этот дом купил еще его прадедушка в начале прошлого века. С тех пор все Нехлебы так и живут в нем, и все из поколения в поколение занимаются антикварным делом. Нашему магазину уже сто лет стукнуло…

Последнее сообщение Власта сделала без всякой гордости. Напротив, в голосе ее прозвучала грустная нотка. Она чуть-чуть призадумалась, но тут же снова улыбнулась и, взмахнув своей шляпой, сказала:

– Погоди, Оленька, я еще раз домой сбегаю. Надо Миреку что-нибудь на ужин принести. Да и нам с тобой не мешает перекусить.

Власта снова убежала и на этот раз не возвращалась довольно долго. Оленька уже начала беспокоиться, не вмешался ли в операцию отец, хозяин столетнего магазина. Почему-то она представляла его себе большим, толстым, угрюмым и страшно сердитым, вроде тех мрачных, закованных в латы рыцарей, что неподвижно стояли у дверей склада. Но опасения оказались напрасными. Власта вернулась, волоча за собой объемистую сумку, наполненную различной снедью. Тут были хлеб, колбаса, плавленый сыр, искусственный мед и даже масло. Среди свертков с продуктами стояли три термоса с горячим чаем.

– На всех хватит! – заявила Власта, раскладывая яства на круглом столе. – Давай подкрепляться, товарищ Ольга!

Оленька с удовольствием взяла чашку. Девушки уселись за стол и занялись чаепитием. Чай был, правда, не настоящий – так, настой из различных травок и листьев, именуемый «целебной смесью», - но Оленьке, которая давно уже забыла вкус настоящего чая, он показался изумительно вкусным. Утолив первый голод, девушки разговорились.

– Как это ты, Власта, сумела сюда столько принести? – спросила Оленька. – Неужели ни отец, ни мать не спросили тебя, зачем тебе понадобилось тащить в подвал столько подушек, перин и такую кучу еды?

По бледному лицу под широкими полями шляпы скользнуло печальное облачко.

– У меня нет мамы, – сказала Власта тихо, и губы ее слегка дрогнули. – Давно уже нет. Она умерла, когда я была совсем еще маленькой. Умерла из-за этого старого дома, из-за этого проклятого магазина. От чахотки… Здесь все женщины умирают молодыми от чахотки. И бабушка моя так умерла, и прабабушка. И я, наверно, тоже умру, если… – Она не договорила и тихонько вздохнула. Помолчав и мельком взглянув на притихшую и смущенную Оленьку, она продолжала: – А папа мой ничего не замечает, кроме своих гроссбухов да разных там накладных. Он у меня такой старенький, сгорбленный и седой-седой, хотя лет ему еще не так много: всего только сорок восемь. Его тоже дом и магазин изнуряют. А бросать он их не хочет, ни за что не хочет. Я уже сколько раз просила, да все напрасно…

– А кто же тебе готовит, кто вообще за вашим хозяйством смотрит?

– Нянька моя за всем смотрит, – сразу оживилась Власта. – Она у меня знаешь какая, нянька моя! Просто замечательная! Ее ничто не берет, никакие болезни. Сколько я помню ее, она никогда ничем не болела. Такая здоровячка! Большая, толстая и добрая-предобрая! Мы с ней душа в душу живем, и никаких у нас секретов не бывает. Она и про организацию нашу знает, и про штаб здесь на складе. Ей все можно доверить: могила!.. Только ты, Оленька, не говори об этом Гонзе, а то он съест меня за это. Не скажешь?

– Ну вот еще! Конечно, не скажу!

– Ну смотри. Гонза у нас такой строгий командир, просто беда! Вообще он чудесный!.. Правда, Гонза чудесный?

– Гонза очень симпатичный. Мне он сразу понравился. Иначе разве я пошла бы с ним ночью невесть куда…

– Но ведь ты из-за Мирека пошла?

– Ну конечно, из-за Мирека! А ты думала из-за чего? – вспыхнула Оленька.

– Я ничего плохого не думала, я так только спросила… – тоже сильно смутившись, проговорила Власта.

Девушки умолкли, чувствуя неловкость. В наступившей тишине лишь чуть слышно потрескивало пламя свечей в массивном бронзовом канделябре.

По каменному полу стелилась ледяная стужа. От нее не спасала никакая одежда. Оленька сняла с рук перчатки и принялась греть над свечой закоченевшие пальцы. Власта молча собирала со стола остатки ужина и складывала их в сумку.

– Ты сердишься на меня, Оля? – спросила она.

– Ну что ты! За что мне на тебя сердиться? Ты ведь просто неправильно выразилась, – ответила Оленька.

– Неправда! – взволнованно возразила Власта. – Я сказала именно то, что хотела сказать. И все-таки я прошу тебя не сердиться… Ну как ты не понимаешь?..

Оленька удивленно посмотрела на хозяйку. Из-под шляпы блестели широко раскрытые голубые глаза.

– Неужели ты такой наивный человек? Ну скажи, скажи сама, только по правде, по совести, почему ты так хлопочешь о спасении Мирека Яриша? Почему? Неужели только потому, что он твой одноклассник? Неужели из-за одной только дружбы?..

Оленька молчала, чувствуя, как по лицу ее разливается предательская краска.

– Что же ты не отвечаешь? А впрочем, чего тут отвечать… И так все понятно. Ты любишь этого Мирека!.. Правда, любишь?