Марек Баранецкий - Воля дракона. Современная фантастика Польши [сборник litres]

Почему люди такие мелкие и такие…

– Умоляю! – простонал Брегон. – Возьми меч, пока еще есть время, и ударь!

Я глядел ему в глаза и понимал, что он думает совсем о другом. Он хотел сказать: «Пока еще можешь, если еще сохранил свободу…» Здорово читать мысли других людей… Вообще – людей.

– Меч… – прохрипел Брегон. – Ударь…

«Меч? – подумал я. – Меч – это такая недобрая… такая… вульгарная штука. Рубка и резня, резня и убийство… Нападение на дракона? Жутко! Жестоко! Что иного, если…»

– Мальчик…

О?! «Мальчик!» Ни на что иное его уже не хватает? Иное?

Я захихикал.

Что-то иное – это когда Тгарнеу меня зовет и все мои внутренности охватывает теплый, сухой жар. Это хорошо. Это счастье. Это наслаждение аж до боли…

– Меч… Возьми Карник, – услышал я голос и мысли того… как его там… Брегона…

Тгарнеу меня зовет, зовет и тоже что-то мне говорит… Меч? Тоже чего-то хочет от меча… Должен взять меч…

Возьму меч, Тгарнеу… мастера?

Перевел Леонид Кудрявцев

Злой Мишка – это был самый мощный славатар Святовита. Гуще тьмы, намного превышающей своей интенсивностью W-проекции обычные человеческие очертания. Как правило, проявляется перед участниками Экспедиции в виде дальних раскатов грома в пустоте, лениво схлопываясь сразу же за границей поля зрения, на этой странной ничейной земле, где-то между W-проекцией Арконы и отблесками с Земли, со времен еще до начала Экспедиции. Как славатар, Злой Мишка служит медиумом между Святовитом и его последователями. Но в том-то и парадокс, что он слишком близок к своей сути, чтобы у него получилось непосредственно общаться с людьми, как это делают Ворон или Плачущий Лис. Мишка любит думать о себе, что он такой языческий сукин сын, что нарочито бесстрастная демонстрация своего присутствия – достаточная информация о жизни, которую он представляет. И нужно признать, что Злой Мишка здесь прав. По крайней мере, до момента очередного Пробуждения…

– Позор! – Злой Мишка загремел прямо в сознании Руссту. – Позор, воин! Не лежи. Восстань и действуй!

Руссту застонал. С трудом расклеил опухшие губы и глаза. Приподнял с мокрой булыжной мостовой воспаленную голову. Совершенно случайно он открылся аду. А в аду было шумно, Перун наверняка спятил. Отовсюду гремел гром, то ближе, то дальше, под завывание ветра сразу со всех сторон, и нарастающий механический гул, доносящийся откуда-то сверху. Было холодно: ледяной дождь хлестал по лысому затылку Руссту, промокший китель давил на больную спину. Было неестественно темно. В лужах дрожали алые блики далеких пожаров.

Первая мысль возникла внезапно, причиняя почти физическую боль: «Позор! Ну что за позор!» Руссту Бабик, самый молодой из капитанов арконской команды, позорит честь мундира, как собака, – с мордой в сточной канаве. Восстань и действуй!

Руссту мысленно произнес официальный skin. Он был убежден, что в сей же момент уже будет стоять в сухом отглаженном мундире, стройный и гордый. (Вместе с тем не имел иллюзий – его падение наверняка зафиксировано, из-за чего его ждет выговор от Плачущего Лиса. Руссту еще не знал, что пару минут назад, после долгой погони в чертогах северных языческих храмов, славатар был схвачен и насажен как украшение на жердину частокола, окружающего цитадель.)

Изумление было сильным, как удар. Он по-прежнему лежал в канаве. Мысленно повторил команду. Так же безуспешно. По какой-то причине он не мог связаться с Перуном. Или, что было совсем невероятно, система не выполнила команду.

Восстань и действуй!

Когда на него обрушился гром, Руссту перекатился на бок. В тот же миг в то место, где он лежал, врезался фрагмент мраморной подвесной террасы, сорванный ударом одной из молний, вспыхивающих вокруг.

«Ад! Настоящий ад!» – подумал Руссту, вставая с колен. С удивлением заметил торчащее в левом предплечье стекло. Темная кровь вместе с дождем стекала по желтому осколку. Все быстрее и быстрее, вместе с ударами пульса. Капитан подавил волну паники. Стоял среди осколков огромного витража, еще недавно висевшего в окне над ним. Был абсолютно уверен, что переместился в безопасное место, без осколков стекла и остатков дверной рамы…

Поступило сообщение из ломбины: телесные повреждения – резаная рана левого предплечья. Медицинской обработки не было.

Здравствуй, паника. У него перехватило дух, когда сердце закачало в него кипящее масло и жидкий азот одновременно. Он долго не дышал. А потом Руссту зарычал, выдернул из раны стекло, глянул на трепещущие над ним черные обрывки облаков, секущие вниз тяжелым дождем. Он ревел, отвечая громам, низвергавшимся на Аркону.

Безумие! Если сообщение от ломбины было настоящим, Руссту просто испытал невозможное, стал свидетелем и подтверждением нарушения самых основополагающих правил Экспедиции и жизнедеятельности Арконы. Установленные Святовитом правила не имели исключений. Ни одно из физических воздействий на члена Экспедиции в цифровой среде Арконы не связано с его телом. И первый закон функционирования ломбины – оказание медицинской помощи доверенным ей людям. Но медицинская помощь сейчас не была оказана. Безумие!

Пора вернуться к реальности. Капитан Руссту Бабик сжал кулаки, огляделся. Он стоял рядом с южной оградой, в невысоком научном комплексе и видел всю цитадель. Несмотря на дождь и сумрак, отлично видел, что Аркона гибнет. Два из четырех языческих храмов горели. Давились очередным взрывом, осыпающем всё вокруг осколками кирпича, стекла и останками людей. Аркады на самой высокой, северной ограде взрывались и падали метров на сто вниз, как маленькие коробчонки, чтобы с треском разбиться где-то о крыши зданий капитула. Сама цитадель, всегда полная света и покоя, теперь умирала во тьме и кажущейся неподвижности.

И еще она голосила. Тревожные сирены, кричащие люди, дребезжащие стекла и что-то еще, равно как живое, так и нечеловеческое. Что-то, что заставило Руссту вглядеться в лес рядом с цитаделью. Он почти сразу увидел ее. Густая тьма трупного цвета, состоявшая из клокочущих бесформенных очертаний, нарочито лениво сползала с темного лесистого пригорка на тротуары западной части цитадели. В Аркону вползал Ужас.

«Мой бог!» – мысленно вскрикнул Руссту. Страх сковывал его, как промокший мундир. Он взглянул в небо.

Над Арконой кружил самолет, самый настоящий двухмоторный транспортник («С-123К», – подсказала Руссту его персональ), из него высыпались несколько партий парашютистов. При этом еще выла буря, гремел гром и сверкали молнии. Ветер и дождь и гул бушующего океана из-за восточной ограды. И огромное изваяние Святовита в центре Арконы высилось над башнями языческих храмов.