Марек Баранецкий - Воля дракона. Современная фантастика Польши [сборник litres]

– О мой создатель…

Четыре молчаливых жестких лица горели, несмотря на ливень и ветер, горели живым огнем. Горело все, во что он верил, чему служил и что было свойственно Руссту Бабику, младшему из капитанов арконской гвардии.

«Восстань и действуй!» – вскрикнул в его мыслях Волк вместе со вторым ударом сознания. От первого закружилась голова, заставив принять позу эмбриона. Потому что с ударом пришло последнее воспоминание: Волк, зверь во всей своей красе – могучий, трехметровый, с кровью под когтями и в шубе, липкой от убийств, – прыгает в гигантскую пасть, в десятки острых, как мечи, подвижных зубов. Каждый из них больше самого Волка. Славя имя своего бога истеричным немелодичным ревом, он рухнул внутрь своего убийцы.

Так это случилось Там и Тогда. С приходом Здесь и Сейчас – стало тепло, густо, влажно. Расслабляюще, словно ты погружался в свежий пудинг. На мгновение он решил, что умер. Через какое-то время сообразил: это ломбина. Получилось. Волк отругал самого себя за это сумасбродство.

Получилось?

Ну же, восстань и действуй.

Он мысленно повторил процедуру введения противоядия. Расслабил мышцы, сбросил напряжение. Почувствовал, как «пудинг» размывается и, как ни парадоксально, вместе с тем поднимает его наверх. (Вверх? Он снова был недоволен собой, он должен воздерживаться от слишком очевидных ассоциаций.)

Вдруг его что-то рвануло. Правая рука осталась над головой. Густое содержимое ломбины мешало увидеть детали.

Второй рукой он потянулся к правой, неподвижной. Два пальца – мизинец и безымянный – плавно вросли в один из проводов ломбины. Полная диффузия клеток. Волк на ощупь не мог оценить место превращения. Какая-то ужасная ошибка Перуна. Или продолжение битвы, попытка остановить его здесь?

«Пудинг» вдруг поредел, дыхание Волка участилось. Если он не освободится, то задохнется. А потом ломбина отправит его на переработку, чтобы максимально расширить биоперационную память корабля.

Волк неуверенно дернул рукой. Безрезультатно. Часть его тела уже превратилась в часть ломбины Белоголового Орлана, и не было смысла дергаться, чтоб освободиться. Он задыхался: горячие тиски сжали его легкие, кровь выталкивала глазные яблоки. Ему хотелось кричать. Он уже столько прошел и зашел так далеко…

Волк принял решение. Подтянул тело за счет свободной руки – к правой. Согнул три здоровых пальца. Начал отгрызать два других.

Волк был отлично тренированным животным, еще полным сил, авангардом солдат, отлично владеющих боевым интрофейсом. Он мог при определенных обстоятельствах на какое-то время превращать отдельные части тела в органы хищника (глаза, уши, когти). Или вот как сейчас: зубы – в клыки.

Он поискал зверя в себе. Пусто.

Им овладела паника. Зверь должен быть там, должен быть в нем!

Он погрузился еще глубже. И еще. Зверь был там, глубоко. Слабеющий. Но был.

Он грыз сильно и быстро. От жгучей боли вкус во рту казался еще ужаснее. Осколки костей царапали нёбо, мягкие ткани застревали меж зубов. Кружилась голова. Ему это понравилось.

Наконец-то! Ломбина отпустила. Короткий свободный дрейф в густую, жестокую темноту. И вдруг – воздух. Чудесный, ароматный, вкусный, замечательный, свежий воздух. Волк лежал на спине в неглубокой, приятной холодной воде и жадно хватал ее, смакуя глубокие глотки. Хохотнул, довольный, смертельно уставший, неспособный даже пошевелиться.

И тогда он почувствовал ее. Нагой, подскочил на корточки. Напряженный, еще не готовый к трансформации.

Потрясающе стабильный и точный биоранж Белоголового Орлана: Волк сгорбился, съежился под лесным потоком, вода текла по его лодыжкам и рукам. Их разделял десяток метров, высокая луна позволила им хорошо рассмотреть друг друга. Девочка лет семи в красной фланелевой пижаме сидела верхом на живом длинном плюшевом Тигре. Волк глянул ей в глаза. Настороженность, холод, любопытство. Он не сомневался, что смотрит в глаза чужаку. Слепая богоубийца.

Боролись за выживание, молясь и кощунствуя.

О Святовит, бог особенный, пульсирующий в каждой молекуле космического путешественника, называемого Беликом, Белоголовым Орланом.

О информация стихии, доминирующая во всех клетках пассажиров Белого Орлана.

Чистая эмоция, воскрешенная дигитальной сверхновой.

Ты еще там?

Ты – их проклятие, судьба и сила. Без тебя их нет. Без них нет тебя. Знаешь, как многие пытались поймать это уравнение тогда, в момент смерти? Они понятия не имели, действительно ли гибнут, и не хотели умирать, не зная этого. Отсюда эти истеричные литании, Святовит. Ты обещал бессмертие, поэтому они искали тебя. До конца. Копались глубоко в себе, воюя, убивая, бывая и сами убиты.

Ты еще там?

Руссту Бабик тоже спрашивал об этом. И не раз.

Когда он обращался к кратковременной памяти, то попадал в болезненную пустоту. Но и она была раной. Руссту был уверен, что Перун, управляющий приходской общиной Арконы, переделал то место так, чтобы Бабик повредил предплечье. Сообщение ломбины о неоказании лечения показало, что Перун потерял контроль над Белоголовым Орланом (или, по крайней мере, над частью его). Разве что Перун сознавал, что делал, нарушая при этом основополагающие законы его господа и творца…

Ересь!

Руссту пугал сам себя. Слишком уж серьезно он принимал во внимание решения злой воли Перуна-первозванного – небиологического потомка Святовита. Полный тревоги и нездорового волнения, Руссту посмотрел на возвышающуюся над Арконой горящую статую. И как здесь избежать таких мыслей, когда горит тот, кем наполнена каждая клетка твоего тела? Тот, кто изящным алгоритмом прописан в твоей ДНК, навсегда соединив с твоим свой биологический интрофейс?

Руссту Бабику было страшно. Он промок, замерз и истекал кровью. И понятия не имел, что с остальными участниками Экспедиции. Почти пятьсот язычников, погруженных в ломбину Белоголового Орлана: все ли, как Руссту, внезапно проснулись, страдая от амнезии?

(Руссту догадывался о личности парашютистов, сброшенных античным самолетом. Молился в душе, чтобы это было не так. Впрочем, напрасно.)

Он понятия не имел, что случилось с Советом, десятью старейшими, руководящими Арконой язычниками, первосвященниками, первыми наделенными славной отметиной Святовита. А команда? Команда перестала быть только символом, подкрепляющим тождественность их группы. Настал момент, в который не хотелось верить. Момент, когда они должны принять бой.

Они не раз проигрывали это. В случае угрозы Aрконе члены их команды перемещаются в безопасные сеттинги. Каждый взвод отдельно, в разный сеттинг, оцифранжированный Перуном, по разрозненным (в меру возможности) и удаленным друг от друга партициям биооперативной памяти Орла. Капитаны, сгруппировав свои взводы, контактируют через аварийные каналы, сгенерированные методом случайного выбора самим Перуном. После консультации с Советом первый командир бригады – Флориан Коллер – как можно быстрее определяет тактику действий.