В Бирюк - Вляп [СИ]

— Ладно. Об этом покудова рано. Давай, делай что надобно. Наложников моих продай гречникам — те больше дадут. За Корнеем я присмотрю. Мальца побереги, приодень. И без всяких там крещений. Всё. Пойду я.

Боярин Хотеней Ратиборович, мой господин и повелитель, вместе с бабушкой своей, боярыней Степанидой Слудовной — удалились. А я остался лежать носом в подушку, пытаясь осмыслить услышанное.

Но осмыслить мне ничего не дали, поскольку сразу заявились две служанки.

Одна — моя лекарка Юлька. Другая… таких дам, если и держать в прислуге, то только в орудийной прислуге «Большой Берты».

Высоченная. По моим прикидкам — под два метра ростом. Широкоплечая. Два меня и ещё останется. Абсолютно плоская со всех сторон. Неподвижное восточное лицо. Неподвижные маленькие чёрные глаза.

Фатима-костоломка.

Из слов — хмыканье. Остальные — однословные команды.

Зато Юлька щебетала за нас всех троих. Впрочем, когда она приступила к лечению пострадавшей части моего тела, общая атмосфера в комнате дополнилась и моими персональными охами и ахами. Кроме собственно задницы, у меня начали активно проявляться кое-какие обожжённые места после горячей бани и последствия Саввушкиных манипуляций. Через полчаса я просто грыз от боли подушку.

Юлька это уловила и влила в меня с пол-литра какого-то успокаивающего. Несколько полегчало, я смог уловить кое-что из Юлькиного рассказа.

А рассказывала она о себе, любимой. Автобиография в нерегламентированном формате. Но — в художественной обработке.

Суть такая.

Есть, точнее — было, где-то под Туровым селение. Не то — Ратниково, не то — Сотниково, не то — Воиново. Что-то военное, поскольку жили там какие-то военные поселенцы. Что-то вроде казаков более позднего времени. Или порубежников — нынешнего. Сельцо это постепенно демилитаризировалось. Ввиду отсутствия постоянной внешней угрозы, вроде половецкой здесь на юге. И стали бы они нормальными крестьянами («осмердячились» — как Юлька сказала), но тут умер великий князь киевский Мономах, а потом, через 8 лет, его старший сын Мстислав, прозванный Великим, и между князьями началась свара. Общенационального размера и четвертьвековой продолжительности.

Примерно в тот год, когда Мономах приказал долго жить, кто-то из местной сельской верхушки, не то сотник, не то староста, не то просто мужичок побогаче да понахрапистее, собрал детишек-подростков и сформировал из них какое-то подобие гитлерюгенда. Что-то вроде опричников, но несовершеннолетних. Обучил, вооружил и, перерезав несогласных односельчан, уселся местным владетелем. Тут вдруг, откуда не возьмись, явилась грамотка, будто он не мужик вовсе, а боярин.

Причём — давно.

Что само по себе весьма странно.

Дело в том, что на каждого боярина в каждом княжестве заведено «дело» — сколько и каких воинов (пеших и конных) и с каким оружием он должен привести по княжьему призыву. И какой вотчиной он владеет. Поскольку, если боярин нужную дружину не выставлял, то его наказывали. А если не являлся вообще, то его объявляли «в нетях». И его вотчина отходила в общий фонд княжеских земель. При этом, естественно, менялся налоговый статус местного населения. Или владение передавалось другому, более ответственному и исполнительному феодалу-землевладельцу.

Нет вотчины — нет боярина.

Воевода, тиун, наместник, посадник, мытарь, вирник, судья, ярыжка… — должности, служилые.

Бояре — сословие. Боярин может и часто бывает — служилым. А вот наоборот — нет.

По-немецки «оберст» — полковник, должность. «Фон» — барон, титул. «Фон» — может быть назначен полковником. С предоставлением соответствующего жалования и регалий. Но — без земли. «Оберст» — становится бароном только по «высочайшей милости» в виде «дарования баронского достоинства» и такового же земельного владения.

Феодализм, ядрена матрена. Без феода — при всем нашем к вам уважении…

Но народ там был совсем дикий. Юридически безграмотный. И к этой, весьма странной грамотке, тот мужичок добавил себе ещё и титул — «воевода».

Ага, выходит мэр райцентра к народу и говорит: «я теперь не просто мэр, я теперь фон барон и герр оберст».

Ну и долго это будет продолжаться? — Правильно, до приезда из области бригады «скорой помощи» с санитарами. Если в районе своей нет.

Но мужичок попал в удачное время: сначала у него были кое-какие особые дела с местными властями, а когда, после смерти Мстислава Великого, началась общая свалка — стало уже ни до чего.

У мужичка этого оказался довольно туповатый сын, к этому самопальному «боярско-воеводскому» делу мало приспособленный, и несколько внуков. Один из которых вот этим гитлерюгендом и командовал.

А ещё в том селе жила лекарка, у которой была дочь Юлия — тёзка и мать моей лекарки И вот между этими несовершеннолетними «гаупманом» и «медсестричкой» случилась любовь. Страстная и необоримая. От которой моя Юлька и на свет появилась.

Рассказ её по набору подробностей и стилистике вполне пошёл бы как дамский роман. С элементами готики. Фатима даже рот раскрыла, и глаз от рассказчицы оторвать не могла. Причём, куча описываемых деталей касались периода времени не только до рождения горбуньи, но и до её зачатия. Однако излагались с позиции чуть ли не полноправного участника.

Вообще, парнишка этот, вроде бы, даже жениться на Юлькиной матери собирался, когда обнаружилось, что его малолетняя дама в интересном положении. Но «тут пришёл лесник и выгнал всех из леса». Стал феодалом — играй по феодальным правилам. Кого ты в постель затаскиваешь — твоё дело, а вот брак — дело родовое.

Что в данном конкретном случае почти правда — князья-Рюриковичи.

Эта девочка была внебрачной дочкой кого-то из соперников Мономаха. Признанной. Непризнанных тут… Я вот уже здесь на одном этом подворье двоих нашёл: Саввушка и мой Хотеней.

Мой Хотеней… сердце застучало так… томно.

Но Юлька молотила своё. Через положенное время молодуха почти княжеского происхождения почти родила. И чуть не умерла. Юлькина мать, видимо, и вправду была толковым акушером-гинекологом, и её вытащила. И стали они жить-поживать. В дружбе и согласии. Втроём. Поскольку одна — после неудачных родов больше детей иметь не может, вторая — после «измены благоверного» — не хочет. А отпустить от себя своего «как-бы боярича»… ну какая женщина на такое пойдёт?

Мне вообще сначала было непонятно, почему они ему полную «невстаниху» не устроили.

Хотя нет — понятно. Село ратное, семейство боевое, времена неспокойные. А брызгающий во все стороны фаллос — на «Святой Руси» существенный социально-политический капитал. Как княжий красный плащ — «корзно» называется. Признак «вятшести», лидерства.