В Бирюк - Чума [СИ]

Здесь все, от соседа до князя — против.

Дважды я пытался убедить Живчика, что увеличение сбора зерна — это хорошо. И он, конечно, соглашался. Молебнов предлагал провести, крестных ходов, водосвятий…

Что таких хозяев надо поддержать: дать льготы, облегчить выход из общины, помочь с межеванием… И тут он полностью отказывался.

— Крестьянство — плоть «Святой Руси». Русь стоит от Рюрика три века. И ещё столько так же стоять будет. Потому ничего менять не следует.

Это — неправда.

У Рюрика не было феодалов-землевладельцев. Его дружина жила на корме князя. Князя нанимала община. Вещему Олегу платили «по гривне за голову». У него не было податей. Регулярный прямой налог на Руси от Святой Ольги с её «полюдьем» и погостами. Само крестьянство при первых князьях жило иначе, называлось иначе (по племенам). Даже размер общины за три века изменился.

И через три века будет по-другому: Иван III, пытаясь защитить Русь от татарских набегов, запустит «крепостное право». Дав дворянам землю, прикрепит крестьян для её обработки. Иначе конного бронного воина в войско не собрать.

С Живчиком мы поговорили резко. Разошлись взаимно недовольные. Я заткнулся. На время.

Картинка получается грустная.

Для прогресса нужны города. Городам нужен хлеб. Не «вообще» — «товарный». Крестьянин товарного хлеба не даёт. При «торжестве натурального хозяйства» больше сеять у него причин нет. Производить излишки его заставляют силой. Княжеские мытари, требуя подать, или боярская челядь, требуя оброк. В обоих случаях за спиной сборщиков маячат железяки «группы лиц».

Государство — организованное насилие. Я об этом — уже и неоднократно…

Государство — заставляет создавать излишки (прибыль).

Прибыль — ресурс прогресса.

Итого: прогресс = насилие.

«Изнасилование широких народных масс», здесь — русского народа.

Коллеги, вы как? Ощущаете в себе «злыдня писюкастого» нац. масштаба? — Без этого не будет «излишков». Не будет и прогресса.

Три пути, позволяющие попандопуле не уморить своих людей голодом.

1. Увеличить налоги.

Пахарям придётся больше пахать, чтобы «заплатить и спать спокойно».

Увы, у нас тут не «Прекрасная Франция», где вся земля поделена. Наши мужики встали да пошли. На новые земли. Они и так постоянно этим занимаются.

2. Раздать вотчины.

Поместья дадут товарный хлеб. Землевладелец, закрепощая земледельца, заставит его работать на пределе сил.

Так поступал Иван III, создавая дворянство, так раздавал вотчины в новых землях Московского государства Иван IV.

Крепостное право будет приближаться к рабству, достигнув пика в «век золотой Екатерины». Пугачёвщина, рекрутчина, Салтычиха…

3. Создать колхозы.

В «Святой Руси» для этого уже есть главное: общая собственность на основное средство производства — землю. Да и прочее, вроде тягла и инвентаря, часто используется коллективно:

То-то «народники» были уверены: стоит грохнуть царя и «всё будет хорошо!». «Русский народ для социализму готов!».

Осталось поставить парторгов и спускать. План по севу. Из какого-нибудь «волостного сельхозотдела».

«Наш колхоз стоял на краю пропасти. Но пришла перестройка, и мы сделали большой шаг вперёд».

Все варианты держатся на насилии. Здесь — на святорусской княжеской власти, на «Империи Рюриковичей».

Я вспомянул Ульянова и пошёл «другим путём». Тоже насильственным, но другим. Из двух вариантов: прусского, юнкерского и американского, фермерского выбрал третий — русский.

Схема, которую Россия реализовывала с 16 по 20 века. Городки засечной черты, казачьи станицы на Кубани, сёла в Новороссии, торговые пристани вроде Гжатска… Крупное, одномоментно создаваемое по государственному решению, поселение.

На этот «гос. скелет» в разных пропорциях и формах (в РИ) накладывалась «самодеятельность населения». Помещичий, мужичий, казачий, колонистский, сектантский… «пионеризм».

Большое село, свой надел, присутствие гос. чиновников ослабляют «удавку общины». Конечно, возникают разные «неприятности» типа «наряд вне очереди». Но сельский сход их не распределяет. А у тиуна зависти к «крепкому хозяину» нет. Он в другую игру играет, «карьера» называется.

Наоборот, у «богатея» с «начальником» — вась-вась. Отчего куча недовольных.

— Эт с чего ему — всё, а мне — ничего?!

— Неправду говоришь. Обоим дадено вровень. Земля, скот, подворье. Только он во всяк день в поле, а ты — в избе на печи.

— А у меня ножки болят! Сил терпеть никаких нет! Только в тепле держать!

— То есть, ты к крестьянскому труду не годен? Учись, счетоводом будешь. Всегда в тепле, сидя.

— А не можу я! У меня буковицы в глазах скачут! Так и прыгают, так и бегают! Голова аж болит.

— Тогда кирпичи лепить. Сидя. И печь недалече. У Христодула в лепильщиках завсегда недостача.

Подобные беседы в разных вариантах происходили повсеместно. Часть поселенцев не была способна оценить свою слабость, физическую или умственную. Непригодность к крестьянскому труду в этих общинах воспринималась как второсортность. Как, в Пердуновке, смущался и ругался Чимахай, признаваясь в отвращении к хлебопашеству — я уже…

Для меня человек — объективная реальность. Объект с суммой свойств, меняющихся со временем. Цель: найти каждому оптимально подходящее занятие.

У местных «оптимально» значит «потомственно».

— Дед мой землю пахал, отец пахал. И я пахать буду.

— Ты ж коня запрячь не умеешь!

— Да уж, господь не сподобил.

— У тебя ж ни одной борозды прямой!

— Ни чё. Я вчерась говел, нынче, бог даст, прямо пойду.

— Вот что, отговённый ты наш, собирай вещички да топай в бурлаки. Там-то, в упряжи, мимо бережка не промахнёшься.

— Не… дед пахал, батя пахал… не.

Благодушно наблюдать, как такой… «пахарь народный» доводит семейство своё до нищеты да землю портит?

До кого-то со временем доходило, другим приходилось помогать. Иногда и насильственно.

Когда человеку говорят:

— В космонавты негоден. Уши оттопыренные — шлем не налезет, — всё понимают: проф. непригодность.

А если «не годен в крестьяне» — сразу «классовый гнёт и ущемление православного народа».

Вторая «удавка» — власть — работает во Всеволжске чуть иначе.

В моих землях нет налогов. Вообще. Это многих потрясает.

— Воевода, с чего ты живёшь-то?

— С ума-разума.

Вопрошающие впадают в прострацию, «сношают ежиков», обижаются:

— А мы тогда как? Без ума? Дурни?

Потом находят удовлетворяющий их ответ:

— Врёт. С волшбы богатеет. Народ верно сказывает: Колдун Полунощный. А мы люди добрые, христолюбивые, нам Христос не велел.