А. Дж. Риддл - Холодный мир

Важно приспосабливаться и смиренно выполнять все предписания, но я просто рада, что жива и нахожусь здесь, рядом со своей семьей и Джеймсом.

Каждый день я спрашиваю его, над чем он работает, но он такой скрытный. Я знаю, что он встречается с Фаулером и они вместе планируют новую миссию. Как бы мне ни хотелось принять в ней участие, пока что мое здоровье этому препятствует.

– Есть какие-нибудь известия от флота «Мидуэй»? – спрашиваю я.

– Пока нет.

Два самых больших зонда имеют рельсовые пусковые установки для запуска коммуникационных камней прямиком на Землю. Так почему же мы до сих пор от них ничего не получили? Зонды ничего не нашли, или они так же уничтожены, как и те, что мы отправили ранее?

– Что слышно от «Пакс»?

– Ничего.

– И какой теперь план?

– Пока еще точно не ясно. Мы с Фаулером много обсуждаем запуск зондов, но ресурсов сейчас очень мало, и, я думаю, нам придется повременить с этим.

– К тому же нужно определить цель.

– Цель будет предельно ясна после того, как нам ее сообщит «Мидуэй».

– Есть альтернативный план?

– Как всегда – нет.

Дни складываются в недели, и прогресс в моем здоровье замедлился. Доктора и физиотерапевты продолжают меня поддерживать, но восстанавливать мышцы очень трудно, а кости – еще труднее.

Как я ни стараюсь не думать о команде «Пакс» – ничего не выходит. Мы с Джеймсом часто говорим о них, размышляя, чем они сейчас могут заниматься, при условии, что они вообще живы. Такое чувство, что с каждой новой неделей мы оба думаем и говорим о них все меньше. Они для нас как будто корабль, уплывающий на закат, – он становится все меньше и меньше, пока совсем не исчезнет из виду. Это происходит не внезапно, а постепенно, так что легко подумать, что он исчез даже раньше, чем уплывет за горизонт.

Чаще всего, находясь в палате, я просто схожу с ума от скуки. Поскольку телевещания больше нет, я смотрю то, что сохранилось в АтлантикНете (контролируемом правительством в локальном интернете, который, кроме всего прочего, сильно подвержен цензуре и крайне ограничен).

Мне нужно выбраться отсюда.

Мне нужно работать.

Мне нужно снова почувствовать себя полезной.

Несколько раз я говорила об этом с Джеймсом, но тот постоянно твердит: мое восстановление для него важнее всего, и единственный шанс помочь ему – это поправиться. Эх, если бы только я могла целый день нажимать кнопку «выздороветь» и от этого встать на ноги… Что, если мое выздоровление требует обязательного выхода на работу? – спрашиваю я, и начавшийся за этим круг доказательств постоянно заводит в тупик. Кто же знал, что для людей, которые заботятся друг о друге, это такая проблема?

Джеймс обычно работает с Фаулером по утрам, а в обед приходит навестить меня. Но сегодня он приходит не один: с ним молодой человек лет двадцати, с молочно-белой кожей и поразительными голубыми глазами. Своими движениями он во многом напоминает Джеймса, кроме того, у него такое же спокойное выражение лица, и он не менее тщательно подбирает слова. А еще в его глазах такая же доброта.

Он медленно кивает мне, стоит только взглянуть ему в глаза.

– Эмма, – говорит Джеймс, – это Оскар.

– Рада познакомиться.

– Рад познакомиться, мэ-эм.

Мэ-эм. Я что, выгляжу настолько старой? Может, это потому, что я лежу на больничной койке, как какая-нибудь немощная старая дева? Мне нужно отсюда убираться.

Оскар выглядит как угодно, но только не немощным. Он молод, силен и уверенно спокоен. В нем чувствуется какая-то безмятежность, одновременно странная и притягательная.

– Он тот, о ком я говорил несколько недель назад, – продолжает Джеймс. – Человек, которого я должен был оставить, чтобы уберечь от опасности.

– О… Точно.

Я все пытаюсь понять: кем Оскар ему приходится? Сыном? Это во мне говорит первый инстинкт, предполагающий, что у Джеймса есть – или была — жена. Ну хорошо, как минимум любовница. А может, она и до сих пор есть. Должно быть, все произошло, когда Джеймс был очень молод, если, конечно, я правильно угадала возраст Оскара. Таинственность ситуации захватывает меня с головой.

– Он твой…

Я не заканчиваю предложение, отчего и Джеймс, и Оскар застывают, как будто Долгая Зима неожиданно окутала всю планету без остатка.

– Он мой… – начинает было Джеймс, но замолкает.

– Ассистент! – радостно подхватывает Оскар. Его голос звучит настолько нежно, что это даже можно принять за чудачество. Хотя это соответствует его детскому лицу, которое сейчас выглядит даже моложе, чем раньше.

– Да, – медленно произносит Джеймс, – Оскар помогает мне с исследованиями.

– Ну, как человек, тоже однажды помогавший Джеймсу с исследованиями, могу сказать, что если хочешь, чтобы работа вытеснила все из твоей жизни, – обратись к нему.

Оскар просто переводит взгляд на Джеймса, после чего тот говорит:

– Ты мой партнер, Эмма, а не ассистент.

– Окей, партнер, я готова отсюда убраться.

– Мы об этом уже говорили.

– Отличная причина, чтобы перестать. – Я сажусь на кровати, беру свою трость и поднимаюсь на трясущихся ногах. – Я ухожу, с твоим разрешением или без. Но, конечно, твоя помощь мне не помешает.

Он улыбается, сочувственно качая головой.

– Ну ты просто нечто, ты знаешь это?

– Это значит «да»?

– Это разочарованное «ну, хорошо».

– Мне вполне достаточно.

Выход из госпиталя дается тяжело. Каждый шаг – просто акт воли. Поднимать и ставить ноги для меня сродни тому, как если бы я пробиралась через глубокую грязь. Липкая, тяжелая, и от нее никуда не деться – именно так для меня выглядит сейчас земная гравитация.

Поверхность под ногами песчаная, с редкими хлопьями снега. Как я ни пытаюсь думать иначе, но такая смесь белого и коричневого мне все равно кажется прекрасной. Пока я лежала в госпитале, снег шел постоянно, но Солнце не давало ему остаться на земле, растапливая его каждый день. Интересно, сколько еще времени осталось до того, как Солнце перестанет справляться со своими обязанностями и снег попытается похоронить нас тут.

Я всегда мечтала о том, чтобы основать колонию в каком-то новом мире. Лагерь № 7 очень на нее похож. Наш мир – Земля – стал чужой, с совершенно новыми условиями жизни. Но я слишком слаба, чтобы принять участие в его освоении, и это причиняет мне сильную боль. Я жажду быть полезной, это единственное, что делает меня счастливой.

Мне холодно, но не так, как было бы в ледяной Сибири. Больше похоже на Нью-Йорк зимой. Дует пронизывающий ветер, и Джеймс прижимает меня к себе, поддерживая, пока я иду.

Дорога не асфальтирована, а лишь покрыта укатанным песком. Большинство зданий вокруг представляют собой белые купола с солнечными батареями на крыше и напоминают колонию императорских пингвинов, осыпаемых со всех сторон снежными хлопьями и расположившихся погреться на солнце. В центре лагеря находится район с более основательными постройками. Их стены модульные и составлены из пластиковых панелей: госпиталь, штаб Центркома, правительственное здание и огромное строение, которое называется Олимп. В нем располагаются штаб-квартиры НАСА, Национальное управление метеорологических исследований и еще ряд научно-исследовательских организаций.